Обобщённый результат был готов уже на следующий день. В целом он подтверждал информацию, полученную из Америки. Кровь жителей Чарусы, за исключением двадцати- тридцати человек, успевших постранствовать по свету, была свободна от антител, призванных бороться с вирусом гриппа.
И «испанка», и «гонконгский штамм», и все другие аналогичные эпидемии обошли этот медвежий угол стороной. Ломать голову над причиной подобного явления не приходилось – в конце зимы, когда по городам и весям России начинает свирепствовать грипп, Чаруса была напрочь отрезана от внешнего мира.
– Сейчас я скажу вам одну очень важную вещь, – коверкая слова на кавказский манер, произнёс Цимбаларь. – Но сначала вы все лучше сядьте.
– Да уж ладно, говори, – махнул рукой Ваня. – Мы люди крепкие.
– Нас может спасти только грипп, – уже совсем другим тоном продолжал Цимбаларь. – Когда им переболеют все частички дьявольского ока, оно или помутнеет, или вообще лопнет.
– Надеюсь, это шутка? – холодно поинтересовалась Людочка.
– Нет, крик души.
– А ты хоть понимаешь, что некоторым жителям Чарусы грипп грозит фатальным исходом?
– Понимаю, – кивнул Цимбаларь. – Жертвы, конечно, возможны. Но мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы их избежать. Пётр Фомич, у тебя есть лекарства от гриппа?
– Более чем достаточно, – буркнул Кондаков, которого новая идея Цимбаларя тоже не привела в восторг.
– Вот видишь! – обрадовался Цимбаларь. – И тебя вылечат, и меня вылечат… Тем более наши действия оправданны в юридическом плане. Защищая собственную жизнь, пострадавшая сторона имеет право на упреждающий удар.
– Имеет, – подтвердила Людочка. – Но пределы допустимой обороны строго очерчены законом. Нельзя поджигать дом, в котором обитает твой обидчик. Нельзя защищаться с помощью отравляющих веществ и биологического оружия. Между эпидемией гриппа и эпидемией сибирской язвы нет принципиального различия.
– А ты случайно не утрируешь? – Цимбаларь снисходительно прищурился.
– Нет! Нас обвинят в смерти каждого, кто станет жертвой гриппа. Кроме того, мы замахиваемся на явление, значение которого даже не можем осознать. Где гарантия, что, погубив дьявольское око, мы совершим благой поступок? А если это и в самом деле зародыш будущего борца со вселенской энтропией?
– Ничего страшного, – беззаботно ответил Цимбаларь. – В штате Юта останется его брат-близнец.
Услышав это, Кондаков забеспокоился.
– Разумно ли будет лишать себя этого природного феномена, когда аналогичное создание находится под контролем американских спецслужб? Тут попахивает политической близорукостью.
– Да нам не о политике думать надо, а о том, как прервать череду убийств, следующими жертвами которых станем мы! – в сердцах воскликнул Цимбаларь.
– Нет, я на себя такую ответственность взять не могу, – заявил Кондаков самым категоричным тоном. – Решение по этому вопросу должна принять коллегия Министерства внутренних дел или даже правительственная комиссия.
– Пусть принимают! Но уже после того, как мы вырвем у змеи жало.
Ваня, до этого разглядывавший иллюстрации в медицинском атласе, неожиданно для всех стал на сторону Цимбаларя.
– Когда я, бывало, выходил на охоту за маньяком-сериальщиком, мне всегда ставили одно непременное условие: задержать его живьём, – сообщил он. – Дескать, это нужно не только для соблюдения юридической процедуры, но и для научных целей. В институте Сербского такие типы нарасхват. Я никогда прямо не перечил, но при первой же возможности мочил гада, особенно если заставал на месте преступления. Пусть его, думаю, лучше в морге изучают. Здесь то же самое. С корнем этот проклятый глаз рвать надо, чтобы и воспоминаний о нём не осталось.
Наступила тягостная тишина, которую первым прервал Цимбаларь.
– Жаль, что мы не достигли согласия, – сказал он. – Рад бы пойти на уступки, да не могу. Это не какие-нибудь капризы, а совершенно сознательное решение. И я буду следовать ему, если только вы не помешаете мне силой.
– Тебе разве помешаешь! – усмехнулась Людочка. – Утешает меня лишь одно обстоятельство. Тебе просто неоткуда взять этот грипп. Птичка в клюве его не принесёт, а все другие пути для вирусоносителей заказаны. Мы опять завели пустопорожний спор.
– Можешь оставаться при своём мнении, – отрезал Цимбаларь. – А я лучше займусь делом. У тебя видеокамера есть?
– В мобильнике имеется.
– Она согласуется с компьютером?
– Наверное.
– Одолжи мне её, пожалуйста.
– А зачем, если не секрет?
– Хочу кое-куда позвонить. Видеокамера должна засвидетельствовать мою личность.
– Бери, – Людочка положила мобильник на стол. – Чую, ты опять задумал какую-то афёру.
– Скоро вы всё поймёте, – пообещал Цимбаларь. – Не пройдёт и пары дней.
– Очень печально, что в нашем дружном коллективе возникли вдруг дрязги и разногласия, – с удручённым видом произнёс Кондаков.
– Так ведь без этого в жизни нельзя, – возразил Ваня, настроенный сегодня на философский лад. – Пресловутое единодушие завело нашу страну сами знаете куда. А благодаря парламентским дрязгам и спорам Англия процветает уже целую тысячу лет.
Вежливо попросив всех удалиться, Цимбаларь подсоединил мобильник к компьютеру, а компьютер к спутниковому телефону. Затем он позвонил Михаилу Анисимовичу Петрищеву, в прошлом боевому лётчику, а ныне заместителю председателя районного потребительского общества.
Петрищева на месте не оказалось, но, когда Цимбаларь представился по всей форме, кто-то из сослуживцев отправился на его поиски.
Спустя минут десять в трубке раздался знакомый бодрый голос:
– Слушаю вас!
– Привет. Это тебя из Чарусы беспокоит майор милиции Цимбаларь. Помнишь такого?
– Ещё бы! Весёлая тогда получилась поездка. Месяца через два-три ожидай нас опять.
– А раньше нельзя увидеться?
– Если только во сне, – рассмеялся Петрищев. – Причём кошмарном.
– Ты ещё на вертолёте летаешь?
– Последнее время как-то не приходилось. С горючим перебои, да и погода, сам видишь, какая… Ты почему про это спросил?
– Хочу, чтобы в Чарусу прилетел вертолёт и забрал меня отсюда.
