там сегодня какая-то памятная дата. Пускают всех, а особенно убогих. Но на дверях будет шмон. Не исключено, что даже рамку поставят, как в аэропорту. Проверят, конечно, и вас с бабой. А потом запустят внутрь.
– В чем же здесь фокус?
– Фокус в том, что мы в вашей каталке аккумулятор поменяем.
– Его там уже нет давно.
– Тем более. Аккумулятор будет как настоящий, никто не придерется.
– Но не настоящий, – уточнил Настромо.
– Тебе какая разница! Когда служба начнется, ты аккумулятор снимешь и затолкаешь в какое-нибудь укромное местечко, но желательно поближе к алтарю. Считай, что дело сделано. Сразу после этого сматывайся. Получишь столько, что на год безбедной жизни хватит. А если будешь экономить, то и на два.
– В аккумуляторе, надо полагать, спрятана бомба.
– Не совсем. Петарды для страха да слезоточивый газ. Это для тех гадов, которые в храме соберутся, вроде первого предупреждения. Пусть притихнут и не мешают жить хорошим людям.
– Даже если взорвутся одни петарды, все равно начнется паника. А тут еще газ… Детей затопчут.
– Не будет там детей. Сам увидишь, кто в храм Гераклоборца ходит. Одни отморозки. Новый порядок мечтают установить. Хотя это не твоего ума дело.
Действительно, уму Настромо было сейчас уже не до чужих проблем – новая волна отупляющего недомогания быстро распространялась в его теле, гася все человеческое и возбуждая все скотское. Таблеточки, которыми его угостили, были с подвохом – расслабляли хорошо, но действовали недолго.
Уже согласный в душе на любую подлость, Настромо продолжал кочевряжиться:
– А если обманете? И храм взорвете, и нас вместе с ним?
– Для гарантии один из партнеров заказчика тоже войдет в храм. Будет стоять рядом с вами.
– Тогда попрошу аванс.
– На первое время и этого хватит, – посредник протянул Настромо целую пригоршню балдежных таблеток.
Я наконец не выдержал и попытался вмешаться, но Настромо принял «колеса» не зря – сначала они заставили умолкнуть его больную совесть, а потом и меня.
Все дальнейшее происходило без сучка и задоринки, что свидетельствовало о хорошей выучке террористов, и в бешеном темпе, от которого Настромо давно успел отвыкнуть.
После очередной порции таблеток мир из серой помойки превратился в блистающий праздник. Камелия, тоже отведавшая «каликов-моргаликов» (ее любимое выражение), по слабости телесной сразу отключилась.
Впрочем, так оно было и к лучшему. Спящая баба – существо куда более симпатичное, чем баба бодрствующая.
До храма Антея Гераклоборца их доставили в закрытом изотермическом фургоне, как скоропортящийся груз (хорошо хоть, что холодильную установку на это время догадались отключить).
По пути специалист-подрывник вернул инвалидной коляске отсутствующий аккумулятор. Внешне он действительно ничем не отличался от настоящего, который Камелия сменяла на дозу «дури» еще зимой (Настромо тогда лежал в больнице с тяжелейшей интоксикацией организма).
Храм, построенный в модернистском стиле еще век назад, и первоначально предназначавшийся для какого-то совсем другого бога, был похож на ледяной утес, упавший на землю из космоса.
Вокруг него уже собралась порядочная толпа. В основном это были быкочеловеки средних лет, мужчины и женщины, чей постно-трезвый вид разительно контрастировал с обликом таких отъявленных хануриков, как Камелия, Настромо и иже с ними. Впрочем, хватало и посторонней публики – после службы обещали дармовое угощение.
– Действуй, – тот из террористов, который должен был сопровождать Настромо, легонько подтолкнул его в спину. – Но больше не употребляй. Один час как-нибудь продержишься. И учти, я все время буду поблизости.
– Постараюсь, – пообещал Настромо, хотя от одной мысли о припрятанных в кармане таблетках у него теплело в груди.
Паче чаянья, рамки металлодетектора перед дверями храма не было, но шмонали всех капитально – баб отдельно, мужиков отдельно. У Настромо отобрали даже штопор, который он носил с собой исключительно для форса. Правда, в инвалидных колясках – а Камелия была здесь не одна такая – проверяли только начинку кресел.
В храме, таком беспредельно высоком, что летающие под его сводами голуби не могли прицельно гадить на прихожан, уже яблоку негде было упасть. Впереди, на самых почетных местах, расположились адепты титана Антея, ныне почему-то числившегося покровителем трезвости и здорового образа жизни.
Настромо уже собрался расположиться где-нибудь за их спинами, но набежавшие дамы-распорядительницы бесцеремонно отстранили его от Камелии, которой, оказывается, наравне с другими инвалидами было зарезервировано место непосредственно перед алтарем. К калекам здесь относились с подчеркнутой учтивостью.
Такого поворота событий не ожидал ни сам Настромо, ни его спутник, которого от подобного сюрприза даже пот прошиб.
А служба между тем уже началась. От курительниц потянуло дурманящими ароматами. Забренчали арфы и кифары. Лоснящиеся от сытости жрецы затянули хвалебную песнь в честь любимого сына Посейдона, кроткого и здравомыслящего Антея, невинно убиенного посланцем вселенского зла, пьяницей и наркоманом Гераклом, но недавно чудесным образом воскресшего.
– Что будем делать? – спросил Настромо у сопровождающего.
– Будто бы я знаю! – он потянулся к внутреннему карману куртки, где время от времени что-то подозрительно попискивало и бормотало, но тут же отдернул руку.
– Сколько у нас времени? – Настромо всем нутром ощущал холод бездны, готовой разверзнуться под ним.
– Мало, – сопровождающий озирался вокруг, как затравленный зверь.
Настромо хотел сказать еще что-то, но к ним, грозя пальцем, уже спешила дама-распорядительница.
– Тише! – прошипела она. – Уважайте чувства верующих. Грянул новый гимн, и первые ряды дружно подхватили его.
Настромо даже мог поклясться, что различает в общем хоре и тоненький голосок Камелии, обожавшей такие мероприятия.
– Уходим, – сопровождающий потянул его за рукав.
– Как же я один пойду! – возмутился Настромо. – А она?
– Дундук! Сейчас здесь камня на камне не останется! За бабу мы тебе вдвойне заплатим!
– Понял. Все понял, – Настромо вырвался из цепких лап
