– В морозилку не пойду, – мрачно сказал Борис-Батыр.
– Ну, это обсуждаемо, – сказал президент, вставая. Двойник, страховавший его во время схватки с Борисом-Батыром, тоже поднялся. – В конце концов, на Свердловск ты их не пустил, что позволило нам выиграть время. Так что, к этому вопросу мы еще вернемся. Возможно даже, получишь медаль за заслуги перед Отечеством. Ну, усиленный паек – уж точно... – Борис-Батыр проворчал что-то невнятное. – Что такое? – с вернувшейся на лицо озабоченностью строго спросил президент, когда в зал вбежали еще четверо запыхавшихся президентов. По их лицам можно было догадаться, что произошло что-то серьезное.
– Бастурхан ушел, – часто дыша, доложил один.
– Как ушел? – не поверил президент. – Куда он здесь мог деться?
– Заперся он, – понуро сообщил второй.
– Где?
– В сортире.
– Так мочите его в сортире! – азартно закричал президент, бросаясь к выходу. – Что ж вы стоите, остолопы!
Пробежав по коридору, шестеро президентов остановились у двери с золотой табличкой: «Личный ватерклозет президента Российской Федерации. Посторонним вход воспрещен».
– Бастурхан, выходи! – крикнул Подпутин. Он приложил ухо к двери, но оттуда не донеслось ни звука. – Ломаем! – решил президент и скомандовал: – Бросаемся все одновременно. Приготовиться... И-и-и-р-раз! – Под ударом шести тренированных тел дверь содрогнулась, но устояла. – И-раз! – Посыпалась штукатурка. – И-и-и-р-раз!
Массивная, из мореного дуба дверь рухнула и шестеро президентов по инерции стремительно влетели в просторный кабинет. Двоим не удалось правильно погасить скорость, они упали, но тут же ловко, подобно кошкам, вскочили на ноги и замерли в боевых стойках дзюдоистов, готовые к любого рода действиям. Пол, стены и потолок кабинета были выложены ослепительно белым кафелем. На кафельном же, в одну ступеньку, возвышении стоял стерильный даже с виду, сияющий белый унитаз. Крышка его была опущена, на крышке, повесив голову, сидел словно постаревший в одночасье, великий монгол.
– Вставай, – мягко сказал Подпутин, давая остальным знак выйти. – Все кончено, Бастурхан.
– Да, – не сразу, после продолжительного молчания сказал тот. Он поднял голову и встретился взглядом с человеком, место которого в жизни и истории хотел занять. – Все кончено. Только запомни, великий хан Подпутин… Не ты выиграл у меня, великого Потрясателя вселенной. Это великий Потрясатель тебе проиграл.
– Согласен, – покладисто сказал Подпутин.
Не отрывая глаз от Подпутина, Бастурхан поднялся на ноги с таким усилием, словно его худое жилистое тело весило не менее тонны.
– Меня обманули, – горько сказал он. – Меня предал мой визирь.
– Подберезовский? – живо отозвался российский президент. – Не одного тебя, великий воин, смею тебя заверить, не одного тебя. Но в чем конкретно?
– Он сказал… – Бастурхан сделал паузу, затем шагнул с кафельного помоста и, не поворачивая головы, указал рукой за спину, – что эта штуковина сделана из чистого золота.
– Унитаз? – недоверчиво уточнил Подпутин. – Хан, повтори, что ты только что сказал! У-ни-таз? Из чистого золота? – Он рассмеялся так чисто, звонко и искренне, как смеются только от всей души. Бастурхан не выдержал и отвел взгляд. – Господи, Повелитель, но как ты мог поверить в такое… – Подпутин захлебывался от смеха, никак не в силах остановиться. – Ты, взрослый и опытный во всех смыслах человек… Поверить, будто президент современного европейского государства может иметь в своей резиденции золотой унитаз!..
Двое вышли рядом, плечом к плечу, почти как друзья, только один до сих пор не мог справиться с одолевавшим его весельем, второй же шел, скорбно опустив голову. Даже со взлохмаченными волосами, она не выглядела головой небрежного во внешности человека, она напоминала голову благородного, проигравшего схватку льва…
– Вы отдаете себе отчет в своих словах? – сухо спросил Подпутин у начальника кремлевского ОМОН-а. – Как вы могли упустить олигарха?
Генерал в камуфляже, с мощной борцовской фигурой и молодцеватой выправкой двадцатилетнего парня, виновато пожал плечами.
– Простите, господин главнокомандующий, но я… Вы же знаете, он тут, в Кремле, как рыба в воде.
– Что, даже версии не имеется, куда он мог подеваться? – не скрывая раздражения, спросил Подпутин. Генерал опять пожал плечами и президент, не сдержавшись, зло сплюнул. – Хорошо, вы свободны, – сказал он, жестом отпуская проявившего ротозейство генерала. – Если появится информация относительно местонахождения олигарха, докладывать мне в любое время дня и ночи…
Испытывая внезапно навалившуюся усталость, президент прошел в личный кабинет и, скинув спортивную форму, переоделся в рабочий гражданский костюм. Затем нажал кнопку вызова секретаря и сказал появившемуся молодому человеку с проницательными глазами работника спецслужбы:
– Меня ни для кого нет. Связывать только с генералом Костюковым, если появятся новости по олигарху или будет еще что-то важное.
Когда секретарь вышел, президент откинулся на спинку стула и какое-то время сидел, расслабившись по специальной методике, секрет которой был известен только трем людям в мире, двое из которых являлись бессмертными тибетскими ламами. Затем потянулся и встал, испытывая такую бодрость, словно не менее суток спал на удобном матрасе, купленном через телешоп.
Когда в коридоре к нему подскочили трое телохранителей, обязанные по регламенту сопровождать его всюду, вплоть едва ли не до мест отправления естественных надобностей, Подпутин сделал отрицательный жест и негромко сказал:
– Я на секретный объект.
Телохранители неохотно отступили.
Президент прошел до лифта и, войдя в кабинку, дважды коротко нажал кнопку последнего, третьего этажа, что означало, лифт доставит его на этаж четвертый, не существующий ни для кого без исключения и не отмеченный ни в одном из технических планов кремлевских зданий. Люди, строившие этот этаж, дали подписку о неразглашении и, поскольку времена были не сталинские, были не умерщвлены, а всего лишь переведены работать на объекты с источниками повышенной радиации. Этаж был построен из уникальных материалов и оставался невидимым для невооруженного специальными техническими средствами глаза. Лишь в дождливую или снежную погоду благодаря осадкам проявлялся неясный силуэт прозрачного при обычной погоде этажа, подобно тому, как проявлялся под дождем уэллсовский человек-невидимка.
Двери лифта бесшумно разъехались и президент с вдруг появившейся, несвойственной ему робостью ступил в коридор этажа, полностью обслуживаемого автоматикой. Неслышно гудели кондиционеры, пылеулавливатели, еще какая-то мирная бытовая техника… Пройдя по мягкой ковровой дорожке, президент остановился перед единственной в коридоре дверью с табличкой «ЦУМ». Ниже, более мелким шрифтом, было выгравировано пояснение: «Центр управления миром». С участившимся на пару тактов в минуту сердцебиением, он склонился к небольшому динамику и тихо произнес:
– Подпутин.
Через секунду щелкнул электронный замок и приятный женский голос сказал:
– Доступ разрешен.
Президент открыл покрытую прозрачным лаком дубовую дверь и ступил в ярко освещенный кабинет. Кабинет этот по отделке был аналогичен кабинету, в котором нашел свой бесславный конец Повелитель вселенной, только кафель здесь был не белого, а золотого цвета, и постамент был на ступеньку выше. Точнее, кафель и был здесь золотым, девятьсот девяносто девятой пробы, равно как и сияющий на постаменте унитаз. Президент медленно, подобно водолазу под многометровым водным гнетом, преодолел эти две ступеньки, приблизился к унитазу и сел на его крышку. Он сидел на золотом унитазе, как сидел несколько часов назад монгольский Повелитель на фаянсовом, и даже поза его в точности повторяла позу наивного степняка.
Опустив голову, он думал о судьбе мира, вступившего в сложную фазу своего постиндустриального
