и замер, ожидая реакции Повелителя. Остальные прекратили жевать.
– Мне нравятся твои слова, – сказал, подумав, Бастурхан. – Это слова храброго воина, обладающего острым и быстрым умом.
Все с облегчением выдохнули и продолжили пережевывать пищу, а Бастурхан, погладив прилично отросшую жидковатую бороду, потянулся за засушенной до состояния твердости рыбой.
– Эту рыбу урусы называют воблой, – почтительно шепнул ему молодой, но подающий большие надежды тысячник Инчигул – само присутствие его на обеде с Повелителем вселенной доказывало, что карьера тысячника стремительно идет в гору. – Они едят ее, запивая хмельным напитком, который называют пивом.
– Знаю, – сказал Бастурхан. – Это русский кумыс. Не думаю, что монгольскому воину пристало пить русский кумыс. Он по-другому пьянит. От него тяжелая голова и не хочется воевать. Неудивительно, что русские до сих пор не выиграли у нас ни одного сражения.
Работники штаба, у большинства из которых было припрятано по полудюжине бутылок «Жигулевского», украдкой переглянулись.
– Твои слова верные, как хорошо пристрелянный лук, Повелитель, – почтительно сказал Инчигул.
– Это так, – подтвердил Ильтей…
После сытного обеда доблестные воины откинулись на подушки и некоторое время курили кальяны, ожидая, что скажет Повелитель. Тот обвел их задумчивым взглядом и значительно, с расстановкой изрек:
– В моем роду было много доблестных военачальников. Они сумели собрать непобедимые армии, перед которыми трепетал весь мир.
– Это так, – подтвердил начальник штаба.
– Я, великий Бастурхан, продолжатель дела моих великих предков.
– Это так, – осторожно сказал Инчигул, когда пауза затянулась.
– У каждого из моих великих предков, – глядя в облака дыма, словно, подобно прорицателю, видел там невидимых простому смертному людей, зверей или каких-то необычных существ, – непременно был в услужении ученый китаец, – сказал Бастурхан. – Ученые китайцы – очень полезный народ, они всегда помогали монголам завоевывать новые земли. Не силой или доблестью, но своей хитростью и умением придумывать всякие мудреные штуки. Порох, большие метательные машины, волшебные зеркала, которыми можно на расстоянии поджигать вражеские корабли, и много других полезных вещей. – Некоторое время Бастурхан задумчиво курил, а работники штаба терпеливо ожидали продолжения. – Я великий военачальник, а своего ученого китайца не имею, – наконец сказал Бастурхан.
Монголы переглянулись.
– Ты хочешь, Повелитель… – Инчигул собрал лоб складками.
– Ты верно понял, мой верный воин, – подтвердил Бастурхан. – Мне нужен свой ученый китаец. Он придумает великое множество хитрых приспособлений, с помощью которых я с легкостью возьму великое множество неприступных городов.
– Отличная идея, – сказал Инчигул. – Прикажи, и я немедленно пошлю своих воинов в Китай, чтобы они доставили тебе ученого китайца.
– Сколько тебе для этого понадобится времени?
Тысячник опять наморщил лоб.
– Если отправить воинов самолетом аэрофлота из ближайшего крупного города, имеющего аэропорт…
– Нет, – перебил его Повелитель, – мы не можем довериться крылатым машинам. Евросоюз еще не до конца определился в оценках нашего освободительного продвижения на восток. Его спецслужбы могут чинить нашим воинам препятствия в аэропортах считающих себя цивилизованными государств… Полагаюсь на твою воинскую смекалку, – помолчав, наконец сказал он. – Я же просто ставлю задачу.
– Сколько времени ты даешь на ее реализацию, Великий? – деловито спросил Инчигул.
– Два дня, – опять помолчав, сказал Бастурхан. – Когда светящийся шар дважды обежит свои владения, когда ночное светило дважды зальет землю своим холодным серебром, ученый китаец должен стоять передо мной и внимательно слушать мои указания.
На лице тысячника не дрогнул ни единый мускул.
– Через два дня ученый китаец будет стоять на коленях перед твоим войлоком и записывать твои первые указания, Повелитель, – уверенно сказал он. – Одно из упомянутых тобой светил даже не успеет описать полный круг. Для моих воинов не существует невыполнимых задач.
– И это так, – сказал Бастурхан…
Не далее чем через час от вставших лагерем монголов отделилась группа мотоциклистов количеством пятьдесят единиц в защитных пылевых масках. Это были воины ударной сотни, которой за заслуги в боях было присвоено звание сотни имени Жугдэрдэмидийна Гуррагчи.* (Жугдэрдэмидийн Гуррагча: первый монгольский космонавт, доктор технических наук. Живет в Улан-Баторе. С марта 2005 года – депутат Великого государственного хурала Монголии от Монгольской народно-революционной партии. Занимает пост президента монгольской Ассоциации Монголо-Российской Дружбы.)
Они быстро набрали скорость и через минуту превратились в маленькие точки. Возглавлял группу сотник Енгур, высокий статный монгол тридцати лет с наголо выбритой головой. Через несколько часов езды по пересеченной местности ехавший первым Енгур снизил скорость – вдали показалось шоссе, которое, согласно заранее изученной карте, вело в город «Н».
Сотник остановился и приглушил мотор. Остальные проделали то же. Он достал бинокль, и то же проделали еще пять человек – десятники. После нескольких минут изучения обстановки Енгур опустил бинокль и повернулся к соратникам.
– Судя по всему, паники нет. Они не ожидают, что мы пойдем этим путем. Если меня не подводит зрение, в город и из города следует примерно одинаковое количество автотранспорта. Судя же по тому, что поток автомобилей беспрерывен и нет пробок – милицейский пост на въезде в город отсутствует.
– Зрение тебя не подводит, храбрый Енгур, – подтвердил один из десятников. – Как ты рассчитываешь попасть в город?
– Светиться прежде времени не будем, – решил сотник. – Дождемся подходящего транспорта и на нем въедем в город.
– У нас нет гражданской одежды, – осторожно заметил десятник Ильчебай.
– Проблема решаема, – сказал Енгур. – Ильчебай, посылай своих воинов на шоссе. Остальным – отдыхать…
Через некоторое время в город въехали четыре грузовые фуры. На пассажирских местах в кабинах сидели сурового вида монголы. В руках каждого было по мощному «Моссбергу 500», дула которых упирались в ребра водителей. Выбрав место потише, фуры съехали на обочину и остановились. Из прицепов высыпали монголы в разномастной одежде. Многие были облачены в спортивные костюмы, некоторые щеголяли в джинсах и свитерах, а один из десятников красовался в строгом деловом костюме при галстуке – все от Версаче. В целом внешний вид переодевшихся монголов производил весьма благоприятное впечатление, если опустить такую мелочь, что одежда на них была в основном не по размеру. На ком-то конфискованные у гражданских людей тряпки болтались, кому-то они, наоборот, были откровенно коротки. Примерно половина отряда осталась в военной форме – Енгур счел, что не стоит терять время, достаточно того, что в каждой тройке было уже не менее одного-двух в «гражданских» платьях.
Воины деловито распахивали задние борта, ставили сходни, сгоняли на асфальт своих затаившихся во тьме железных коней. Вышедшие из кабин водители собрались в кучку и молча смотрели на всю эту суету. Заметив выражения их лиц, Енгур подошел к водителям вплотную.
– Переживаете за свой груз? – поинтересовался он.
Содержимое фур было скинуто возле трассы, в близлежащем леске, и относительно его сохранности сомнений быть не могло – еще во время проведения работ по выгрузке рядом откуда ни возьмись появились вездесущие бомжи.
Один из водителей, небритый мужчина в спортивном костюме, молча махнул рукой.
– Считай, нет уже груза, – сказал другой, в шортах и майке.
– Ничего, – подбодрил их сотник, – надеюсь, страховые компании сполна возместят вашим фирмам
