Включай. И музыку какую-нибудь заведи.
– Сами выбирайте. Дисков целая куча. – Официант, который таковым в данный момент уже не являлся, лихо рванул с места.
Машина понеслась вперед, освещая дорогу целой дюжиной фар. Метрдотель, занимавший своей тушей большую часть заднего сиденья, и стесненный им Зряхин молчали. Репьев менял компакт-диски в магнитоле, пока не подобрал музыку по своему вкусу – хор забайкальских казаков-староверов, завывающих что-то отрешенно-грозное.
Бесцеремонно проверив перчаточный ящик, в просторечье именуемый «бардачком», Репьев обнаружил там водительское удостоверение хозяина.
– Бато…жопа Цыденбаев, – запинаясь, прочел он. – Вот те на!
– Батожап, – ничуть не обидевшись, поправил водитель.
– Те вы еще россияне! – возмутился Репьев. – А говорил, что крещеный… Тебя, наверное, куда заковыристей кличут? – Он обернулся к метрдотелю. – Ты ведь из себя во-о-он какой видный! Сразу и не объедешь.
– У меня имя совсем простое, – охотно ответил метрдотель. – Жикцырен Сынгежапов.
– Ребята, вы меня просто убили. – Репьев поник головой. – А я еще собирался здесь жениться… Как хоть ваших баб тогда зовут?
– Мою жену зовут Артамон, – ответил Батожап. – Грамматический род в бурятском языке не выражен.
– А мою Очирханда, – добавил Жикцырен.
– Больше вопросов не имею, – сказал Репьев. – Ты бы, любезный, добавил газка.
Однако прокатиться с ветерком не получилось. Миновав одну армейскую колонну, внедорожник каждый раз попадал в хвост другой, а военным водителям, как известно, лихачить не полагается. Затяжному обгону соответственно мешали бесконечные встречные колонны.
Хорошо хоть, что бронетехника не попадалась – для ее прохода по обеим сторонам шоссе имелись грунтовые дороги, жутко перелопаченные гусеницами.
– Вчера самоходки на север шли, – сказал Батожап. – Целый день шли и всю ночь. Страшно сказать, сколько тысяч. Пыль солнце застлала.
– Зачем перебрасывать к границе такие массы обычных войск, если, по вашему утверждению, в российской армии имеется оружие невиданной мощи? – произнес Зряхин уже даже не с иронией, а почти с издевкой.
– А чтобы ввести в заблуждение разведку противника, – пояснил Репьев. – Заодно и некоторых любопытствующих типов вроде нас с вами.
Дорога впереди разветвлялась, и в этом месте находился пост военной автоинспекции, усиленный парочкой бронетранспортеров.
– Тальцы прямо, а нам направо, – сбавляя скорость, сказал Батожап. – Только боюсь, как бы нас не тормознули.
– Против каждого яда есть противоядие. – Репьев прилепил на ветровое стекло машины бирку с кроваво-красной надписью «Проезд всюду». – Вчера у одного интенданта за бутылку водки выменял. Как чувствовал, что пригодится!
Постовые подозрительно покосились на проезжающую гражданскую машину, но этим и ограничились.
– Я, пожалуй, сойду, – сказал Жикцырен. – Отсюда до моей деревни рукой подать.
– Ничего подобного! – решительно возразил Репьев. – Успеешь в свои Тальцы. Сначала разрешим спор.
– Обещаю весь выигрыш пустить на пропой, – усмехнулся Зряхин.
– За что я не люблю журналистов, так это за их манеру порождать в людях беспочвенные надежды… Давай влево! – Репьев ухватился за руль машины.
– Там же знак «Проезд воспрещен»! – воскликнул Батожап.
– Дурак! Нам – проезд всюду! Даже в Кремль.
Бетонка, на которую они повернули, была пуста. Можно даже сказать, зловеще пуста. Через каждые пятьсот метров появлялся дорожный знак, прозванный водителями «кирпич». Затем пошли знаки, не предусмотренные правилами движения, – «Запретная зона» и «Стой, караул стреляет без предупреждения».
– Вам это ничего не напоминает? – Репьев покосился на Зряхина.
– А что это мне должно напоминать?
– Ну-у, не знаю… Исправительные лагеря, например. Колонию строгого режима. Каторгу, наконец.
– Не сподобился такой чести…
– Все поправимо, – уже совсем не по делу брякнул Репьев.
Спустя километров шесть-семь свет автомобильных фар уперся в зеленые металлические ворота с эмблемой аэрокосмических сил – соколом, летящим на фоне планет Солнечной системы.
Из проходной, на ходу натягивая повязку «Дежурный», появился офицер с мятым, полусонным лицом.
– Нам опять везет! – обрадовался Репьев. – Это же майор Сизокрылый, мой должник. Вместе в Селенге тонули.
Майор Сизокрылый (если, конечно, это был он) радости позднего гостя отнюдь не разделял. Проверив какую-то бумаженцию, предъявленную Репьевым, и осветив ручным фонариком салон машины, он недовольно буркнул:
– Одни мужики… Могли бы ради такого случая и парочку бабенок прихватить.
Когда машина была пропущена на охраняемую территорию, Зряхин нервно поинтересовался:
– Ради какого «такого случая»? Что имел в виду дежурный?
– Из ксивы, которую я ему всучил, следует, что мы являемся выездной концертной бригадой гарнизонного офицерского собрания. Певец, аккомпаниатор, артист разговорного жанра и силовой жонглер. – Похоже, что Репьев врал напропалую, но вывести его на чистую воду не представлялось возможным: бумажка, послужившая пропуском, осталась на проходной.
Дикая растительность за ограждением была куда пышнее, чем на воле, и скоро машина уже ехала через густой сосновый лес. Правда, мошкары здесь роилось столько, что иной раз казалось – метель метет.
– Не повезло тем, кто на этой базе служит, – сказал Репьев. – До высокогорной нормы всего десяти метров не хватает. А иначе бы совсем другой паек полагался и год выслуги за полтора шел. Хоть сам лопатой подсыпай.
– Зато место красивое, – похвалился Жикцырен. – Старики его называют Гнездом Злого Духа. В декабре, когда Байкал замерзает, тут такой ветер поднимается, что на ногах не устоять. Однажды к нам в Тальцы бочка авиационного бензина отсюда прикатилась. Отец ее на трех баранов променял.
– Одно плохо: ракеты, которые отсюда стартуют, иногда падают нам на голову. Степь как свалка сделалась. Скот нервничает. В каждой деревне крыши из казенного дюраля и бельевые веревки из высоковольтного кабеля, – пожаловался Батожап.
За этими разговорами они не заметили, как дорога стала постепенно спускаться в ров с бетонированными стенами, нырнула в просторный капонир, а потом и вовсе
