корабля «Черный принц», во время Крымской кампании затонувшего у Балаклавы вместе со всей войсковой казной. К табаку прилагалась нарисованная от руки карта местонахождения легендарных сокровищ.
Джон Рид от такого счастья деликатно отказался, но заманчивые предложения следовали одно за другим – патентованные пилюли против полового бессилия, коллекционные вина из подвалов святейшего князя Воронцова, французские подмышники, российские ордена, турецкий кофе, венецианское стекло (на диво мутное), античные монеты в большом ассортименте, медный почтовый рожок середины прошлого века, подзорная труба, переделанная в микроскоп («Кого сейчас тянет к звездам? – печально молвил продавец. – Зато все интересуются зловредными бациллами».), сильно расстроенная тальянка, нательный крест с животворящими мощами святителя Николая Тмутараканского, обувные стельки, излечивающие мозоли и подагру, винтовочный обрез, валенки с коньками (это в августе-то месяце!), револьвер «бульдог» с единственным («Но верным!») патроном в барабане, медвежья желчь, с виду похожая на обыкновенный деготь, пара кастетов (комплект для обеих рук), ножные кандалы, якобы снятые с самого Котовского, номерная бляха последнего одесского городового и прочая, и прочая, и прочая…
Несмотря на то что предприимчивые торгаши устроили на залетного иностранца настоящую охоту, он пробился-таки в глубь рынка и приступил к осмотру его сомнительных достопримечательностей, как движимых, так и недвижимых. К числу первых, например, относились такие ветераны Привоза, как тетя Песя Лапидус, не отходя от прилавка родившая, а главное, воспитавшая семерых сыновей, впоследствии ставших украшением банды Япончика, или отставной солдат Овсей Зуб, изрубленный под Мукденом самурайским мечом до такой степени, что сейчас деньги за свой грошовый товар он принимал пальцами босой левой ноги.
Очень скоро выяснилось, что купить здесь можно практически все, включая недавно побеленную будку таможенного поста, единственную на всю округу водонапорную башню, юных персидских невольниц, за которых выдавали бесстыжих бессарабских цыганок, и любую из маячивших на рейде роскошных яхт.
Впрочем, удивило Джона Рида не это, а колоссальная разница в ценах на один и тот же товар, продаваемый в разных концах рынка. Так, например, фунт осетровой икры, за который возле входа просили десятку, в дальнем конце Привоза тянул всего на трояк, а стоимость кавунов, баклажанов и яблок на дистанции в пятьсот шагов падала раз в пять.
Сей феномен Джону Риду запросто объяснила одна веселая деваха, торговавшая вразвес россыпными спичками:
– Ты на воротах вещь купил и домой довольный пошел, а если в конец базара за дешевкой сунешься, можешь и без кошелька остаться. На риск у нас скидка.
Глядя на все это великолепие, как-то не верилось, что крупнейшие города России, в том числе и обе столицы, объяты голодом. Здесь даже позволяли отведать предлагаемый товар – колбасу, вино, сыр, фрукты, – правда, не всем подряд, а только солидным на вид клиентам.
Дабы не возвращаться в вагон совсем уж с пустыми руками, Джон Рид приобрел бутылку «настоящего» ямайского рома, имевшую на горлышке еще и висячую сургучную печать, круг тминной колбасы и томик апокрифических мемуаров великого инквизитора Томаса Торквемады, изданный в Харькове на украинском языке.
Рискуя растерять сии сокровища (попробуй унеси три довольно увесистые вещи в двух руках!), он прибыл на вокзал за десять минут до отправления поезда. По перрону в сопровождении многочисленной свиты уже расхаживал бывший одесский градоначальник, нынче состоящий в должности комиссара Временного правительства, и, кислыми улыбочками отвечая на приветствия бандитов, довольно внятно бормотал себе под нос:
– А щоб вам туды не доихать и назад не вернуться…
Япончик, покуривая в открытое окно вагона, сдержанно сказал:
– Мистер Рид, я могу задержать поезд и на сутки, но зачем начинать наш вояж с такой дурной приметы. Всем было строго приказано: за четверть часа до отъезда лежать на полках зубами к стенке.
– Простите, немного запоздал, – извиняющимся тоном молвил Джон Рид. – Хотелось напоследок еще раз подышать воздухом этого благословенного города.
– Дышать воздухом ездят в Аркадию, а здесь дышать можно только фекалиями.
Едва Джон Рид успел разместиться в купе, как Япончик стал придирчиво рассматривать его покупки.
Со словами: «Эту набитую дерьмом собачью кишку даже нищие есть не будут!» – он выбросил колбасу на перрон, едва не угодив во фланирующего вдоль состава градоначальника, а откупоренное вино, понюхав, отставил в сторону.
– Беги на Привоз, позови сюда Шуру Рудя, – велел он через окно мальчишке-беспризорнику. – Шоб он через пару минут был здесь.
Пока мальчишка исполнял приказание, Япончик небрежно полистал книжку, посредством которой Джон Рид намеревался скрасить дорожную скуку.
– Знаю я этого Торквемаду, – сказал он, поморщившись. – Раньше он в Харьковском уголовном суде письмоводителем служил. За всех сочиняет. И за царицу Клеопатру, и за хана Мамая, и за самого Гришку Распутина. Лишь бы платили.
– У сочинителей горький хлеб, – вздохнул Джон Рид. – Знаю по себе.
Снаружи в окно деликатно постучали. Это спешно явился тот самый виноторговец, у которого была приобретена злополучная бутылка.
– Миша, – сказал он, – ты хочешь перед отъездом побалакать со мной за жизнь?
– Нет, Шура, – ответил Япончик. – Я хочу сказать, что ты меня просто удивляешь. С каких это пор бураковая самогонка пополам с денатуратом стала называться в Одессе ямайским ромом? Это же курам на смех.
– Миша, но ты обрати внимание на бутылку, – стал оправдываться Рудь. – Могу забожиться, что она приплыла сюда с самой Ямайки. Редкой красоты бутылка.
– Шура, вино не девка. В нем важно внутреннее содержание, а не оболочка, – вполне резонно заметил Япончик. – А потому забирай свое майно и пей его прямо у меня на глазах. И если в бутылке останется хотя бы одна капля, твоей дальнейшей жизни не позавидуют даже те погорельцы, которые изображены на картине «Последний день Помпеи». Ты ведь меня хорошо знаешь.
– Да, Миша, я тебя хорошо знаю, – согласился Шура Рудь. – Ох, вылезет мне это знакомство боком… А на перехват ничего не позволишь?
– Пей так. Настоящий ром не закусывают.
– Как хорошо, что моя любимая мама не дожила до этого момента…
Хотя Рудю полагалось быть крупным специалистом не только по изготовлению и сбыту, но и по употреблению спиртного, очень скоро на глаза несчастного виноторговца навернулись слезы. Тем не менее он высосал бутылку до конца и в подтверждение своей лояльности даже перевернул ее горлышком вниз.
– Молодец, тут нет второго слова, – похвалил его Япончик.
– Какие могут быть споры между порядочными людьми. – Рудь утробно рыгнул. – Извольте получить денежки обратно…
– Денежки отнесешь в церковь, – распорядился Япончик. – Поставишь на них свечку за здравие раба божьего Александра.
– Миша, я не имею никакого отношения к православной церкви. Ты же знаешь, что мое место в синагоге.
