Блондинка. том I

катаклизмы должны носить другой характер.

И никто не знал, говорит ли все это Глэдис шутя или всерьез. Она делала подобные заявления низким сексуальным голосом Джин Харлоу, опустив руку на узкое колено ладонью вверх. Сверкающие глаза смотрят так пристально, не мигая. Губы припухшие, красные, влажно поблескивающие. И Норма Джин с беспокойством замечала, что при этом другие взрослые, особенно мужчины, точно околдованы мамой, что их так и тянет к ней, как порой тянет тебя высунуться подальше из окна на верхнем этаже или долго и с близкого расстояния смотреть на пламя — так, что кажется, волосы вот-вот вспыхнут. И это — несмотря на серо-белые пряди, свисающие со лба (Глэдис категорически отказывалась красить волосы, просто из чувства «протеста»), на темные тени под глазами, на лихорадочное беспокойство, которое как будто пронизывало все ее худенькое тело. Везде — в прихожей бунгало, на лужайке у входа, на улице — везде, где только находился слушатель, Глэдис умудрялась разыгрывать «целые сцены». Если вам известно, что такое кино, тогда вам сразу становилось ясно, что Глэдис «разыгрывает сцену». Потому как цель даже самой бессмысленной сцены — привлечь к себе внимание. А это, в свою очередь, помогает успокоиться. И еще возбуждает, поскольку внимание, которое привлекала Глэдис, всегда носило эротический оттенок.

А эротика означает: вы еще желанны.

Именно поэтому безумие всегда так соблазнительно, так сексуально.

До тех пор, пока женщина относительно молода и привлекательна.

Норма Джин была ребенком застенчивым, порой просто превращалась в невидимку, и тем не менее ей страшно нравилось наблюдать, как разные люди, особенно мужчины, с таким интересом взирают на женщину, которая доводилась ей матерью. И если нервный смех Глэдис и ее беспрерывная жестикуляция вскоре отпугивали наблюдателей и слушателей, что ж, она всегда могла найти другого мужчину, который бы любил ее. Она даже могла найти мужчину, который бы на ней женился. И они спасены! Однако Норме Джин вовсе не понравилось, когда после очередной из таких «сцен» Глэдис, вернувшись домой, проглотила целую пригоршню таблеток и повалилась на кровать с медными шишечками на спинке, где лежала без чувств, сотрясаемая мелкой дрожью. Нет, она не спала, даже глаз не закрыла, просто они были словно затуманены и смотрели невидяще. Прошло несколько часов. Время от времени Норма Джин делала робкие попытки снять с матери хотя бы верхнюю одежду, но та тут же начинала чертыхаться и бить ее. А когда Норма Джин попробовала стащить с нее одну из узких туфелек-лодочек, мать лягнула ее ногой.

— Не сметь! Не трогать! А то заражу тебя проказой! Оставь меня в покое.

Может, если бы она постаралась получше с теми мужчинами… Может, тогда что бы нибудь да получилось?..

6

Где бы ты ни была, куда бы ни направлюсь, я тоже буду там. Прежде чем сообразишь, как туда добраться, я уже буду там. И буду тебя ждать.

Я в твоих мыслях, Норма Джин. Всегда. Всегда.

Чудесные воспоминания! Она уже тогда понимала, что отмечена судьбой.

Она была единственной ученицей в хайлендской начальной школе, у которой водились «карманные деньги» — в маленьком шелковом кошелечке клубнично-красного цвета, и она могла покупать на них завтрак на переменке в ближайшей лавке на углу. Пирожки с фруктовой начинкой, лимонад с пузырьками. Иногда — пакетик крекеров с ореховым маслом. Ну и вкуснятина! Даже годы спустя при одном воспоминании обо всех этих яствах рот ее наполнялся слюной. Иногда после уроков, даже зимой, когда на улице темнело рано, Норме Джин разрешалось одной пройти две с половиной мили до «Египетского театра» Граумана на Голливуд-бульвар, где всего за десять центов можно было посмотреть двухсерийный художественный фильм.

О Прекрасной Принцессе и Темном Принце! Как Глэдис, они всегда ждали, всегда были готовы утешить ее.

— Эти походы в кино! Смотри, никому не говори, — предупреждала Норму Джин Глэдис, она никому не верила, никому не доверяла, даже друзьям. Они могут неправильно понять и составить о Глэдис неверное суждение. Но сама Глэдис частенько засиживалась на работе допоздна. Были кое-какие нюансы в «проявке», которые начальство могло доверить только Глэдис Мортенсен; ее шеф целиком и полностью мог положиться только на нее; без участия Глэдис такие кассовые картины, как «Счастливые дни» с Дикси Ли и «Кики» с Мэри Пикфорд, потерпели бы полный провал. И вообще, Глэдис считала, что в «Египетском театре» Граумана вполне безопасно.

— Просто постарайся найти место в самом заднем ряду и у прохода, — наставляла она Норму Джин. — Смотри только перед собой, на экран. И пожалуйся билетеру, если кто будет к тебе приставать. И ни в коем случае не разговаривай с незнакомыми людьми.

Уже в полной тьме, возвращаясь домой и пребывая в восторженно-обалделом состоянии, мыслями вся еще в фильме, Норма Джин следовала и другим наставлениям матери — «идти быстро и уверенно, твердо зная, куда идешь, держаться поближе к фонарям и краю тротуара. В глаза никому не смотреть, и, если кто предложит подвезти, даже думать не смей. Никогда и ни за что!»

И со мной ни разу ничего не случилось. Это я точно помню.

Потому что она всегда была со мной. И он — тоже.

Темный Принц. Если он и мог существовать где-то, так только в кино. Чем ближе к «Египетскому театру», напоминавшему кафедральный собор, тем чаще начинало стучать сердечко. И первый взгляд на него — еще снаружи. Лицо на афише, красивый глянцевитый снимок за стеклом, точно редкостная картина, произведение искусства, которым можно налюбоваться вдоволь. Фред Астер, Гари Купер, Кэри Грант, Чарлз Бойер, Пол Муни, Фредерик Марч, Кларк Гейбл.

А внутри, внутри он просто гигантский, на экране, и в то же время такой доступный, такой близкий — кажется, только руку протяни и коснешься его, почти! Он говорит с другими мужчинами, обнимает и целует красивых женщин, и все равно он твой, твой!.. А эти женщины, о, они тоже совсем близко, их тоже почти что можно потрогать, они — твое собственное отражение в волшебном зеркале. Твой Волшебный Друг, только заключенный в чужое тело. И все эти прелестные лица неким таинственным образом тоже твои. Или в один прекрасный день станут твоими. Джинджер Роджерс, Джоан Кроуфорд, Кэтрин Хепберн, Джин Харлоу, Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Констанс Беннет, Джоан Блонделл, Клодетт Кольбер, Глория Свенсон. И их истории смешиваются и повторяются, как повторяются сны. В этих снах были яркие и неприличные мюзиклы, были мрачные драмы, эксцентричные комедии, саги о путешествиях и приключениях, войне, древних временах — видения, в которых появлялись, исчезали и снова появлялись все те же выразительные волевые лица. В разном гриме и разных костюмах, населяющие разные судьбы. И там был он! Всегда! Темный Принц.

И его Принцесса.

Куда бы ты ни направилась, я тоже буду там. Но в школе это не всегда получалось.

Обитателями бунгало на Хайленд-авеню были преимущественно люди взрослые. Исключение составляла лишь кудрявая малышка Норма Джин, и все соседи ее очень любили. («Хотя, конечно, не слишком тут подходящая атмосфера для детей, иногда такие типы ошиваются», — сказала как-то Глэдис одна из соседок. — «Как это понять, «типы»? — несколько раздраженно осведомилась Глэдис. — Все мы работаем на Студии». — «Именно это я и хотела сказать, — рассмеялась женщина, — все мы работаем на Студии».) Но в школе были дети.

Я так их боялась! Особенно волевых ребят. Чтоб одержать над ними верх, надо было действовать быстро. Второго шанса могло и не быть. Без братьев и сестер ты совершенно одинока. Ты здесь совсем чужая. Наверное, я страшно старалась им понравиться, так мне теперь кажется. А они придумали мне прозвища: Пучеглазая и Пьяница. Почему — так никогда и не узнала.

Глэдис говорила друзьям, что «удручена жалким образованием», которое получает в школе дочь. Но за те одиннадцать месяцев, что проучилась в начальной школе Хайленда Норма Джин, мать побывала там лишь однажды. Да и то только потому, что ее вызвали.

Темный Принц не показывался там ни разу.

Даже в мечтах наяву, даже с крепко зажмуренными глазами, Норме Джин никак не удавалось увидеть