Блондинка. том I

работала на Студии звуковым и музыкальным оформителем, нанялась она туда много лет назад, будучи выпускницей Хоровой школы Сан-Франциско, и пела тогда сопрано, и голос у нее был такой же прекрасный, как у Лили Понс[17]. Глэдис говорила: «Джесс здорово не повезло! Да в Голливуде этих «прекрасных» сопрано пруд пруди! Как тараканов. Или членов». Но ты не должна смеяться, даже улыбаться не имела права, когда Глэдис «говорила непристойности», смущая тем самым своих друзей. Ты даже не должна была показывать, что слышишь это, до тех пор пока Глэдис тебе не подмигнет.

И вот оно пришло, это утро, и Джесс Флинн улыбалась во весь рот, и глаза у нее были влажные и печальные, а нос — такой подвижный и любопытный. Она на целый день отпросилась с работы. Сказала, что говорила по телефону с врачами и что «мамочка» Нормы Джин чувствует себя достаточно хорошо и можно ее навестить. И что они с Клайвом Пирсом отвезут ее туда и еще захватят «чемодан с кое-какими вещами», которые она, Джесс, соберет сама. А пока она собирает эти вещи, Норма Джин может пойти на задний двор и поиграть там, и помогать Джесс не надо. (Но как это можно «играть», когда твоя мама в больнице?) Выйдя на улицу и вытирая слезящиеся от дыма глаза, девочка не разрешала себе думать о том, что тут что-то не так. И потом «мамочка» — совсем неподходящее имя для Глэдис, и Джесс Флинн следовало бы это знать.

Не видела, как ее забирали. Руки в длинных рукавах, завязанных узлом за спиной. А сама — вся голая, и лежит на носилках, и кто-то накинул на нее тонкое одеяло. Плюется, кричит, пытается вырваться, освободиться. А санитары «скорой» с потными лицами, клянут ее в ответ на чем свет стоит и уносят прочь.

А Норме Джин они сказали, что она ничего не видела, что ее там просто не было.

Может, мисс Флинн закрыла ей лицо руками? Уж все лучше, чем ждать, что прилетит ворон и выклюет тебе глаза.

Мисс Флинн, мистер Пирс. Но они совсем не пара. Могут быть парой ну разве что в какой-нибудь кинокомедии. Просто ближайшие друзья Глэдис. И они очень, очень привязаны к Норме Джин! Мистер Пирс был очень огорчен случившимся, а мисс Флинн обещала «заботиться» о Норме Джин, что и делала в течение этих десяти трудных дней. Теперь диагноз окончательно установлен, теперь надо было принимать решение. Норма Джин подслушала, как говорит в соседней комнате по телефону Джесс, сморкается и рыдает. Я так ужасно себя чувствую! Но это не может продолжаться до бесконечности. Господь да простит меня, знаю, что обещала. От чистого сердца, потому что люблю эту маленькую девочку, как собственного ребенка. Как любила бы своего ребенка… если бы он у меня был. Но мне надо работать. Господи, я должна работать! У меня нет ни сбережений, ни накоплений, ничего! Была она в бежевом льняном платье, под мышками уже проступили темные полукружия пота. После рыданий в ванной она долго и яростно чистила зубы. Она всегда чистила зубы, когда нервничала, и теперь из бледных десен сочилась кровь.

Клайва Пирса соседи прозвали «наш джентльмен Брит».

Он работал на Студии по контракту, было ему уже под сорок, однако до сих пор надеялся «прорваться». Глэдис, передразнивая его, кривила рот и, растягивая слоги, говорила: «Все мы по большей части «прорываемся», а потом на этом же и ломаемся». Клайв Пирс носил темный костюм, белую хлопковую рубашку и аскотский галстук[18]. Он был красив, но почему-то всегда резался при бритье. Изо рта у него пахло спиртным и мятно-шоколадными пастилками — этот запах Норма Джин узнала бы с закрытыми глазами. «Дядя Клайв» — именно так предложил он Норме Джин называть себя, но девочка ни разу не смогла заставить себя произнести эти два слова. Ей казалось это неправильным — ведь на самом деле никакой он мне не дядя. И тем не менее мистер Пирс нравился Норме Джин, даже очень и очень нравился! Ведь он был ее учителем музыки, и она всячески старалась ублажить его. Даже вызвать улыбку на узких губах мистера Пирса уже казалось ей счастьем. И мисс Флинн она тоже очень любила, мисс Флинн, на протяжении всех этих дней настаивавшую, чтобы она называла ее «тетей Джесс». Или «тетушкой Джесс» — но слова эти так и застревали в горле Нормы Джин, потому, что ведь никакая она мне не тетя.

Мисс Флинн откашлялась. «Ну так что, едем?» — И снова на губах эта ужасная улыбка.

Мистер Пирс смотрел виновато, шумно посасывал мятную пастилку. Подхватил чемоданы Глэдис, два маленьких чемоданчика взял в одну руку, третий — в другую. Избегая смотреть на Норму Джин, пробормотал:

— Чему быть, того не миновать, на все воля Божья.

Прямо как в фильме, где дядя Клайв и тетя Джесс играют мужа и жену. А она, Норма Джин, их маленькая дочка. Но только никакой это не фильм.

Широкоплечий мистер Пирс понес чемоданы к своему автомобилю, стоявшему у обочины. Неумолчно и нервно болтая, мисс Флинн вела Норму Джин за руку. На улице было жарко и душно, как в печке, солнце, скрытое за дымными облаками, казалось, проникало повсюду. За рулем, разумеется, был мистер Пирс, ведь это мужское дело — вести машину. Норма Джин умоляла мисс Флинн сесть на заднее сиденье, рядом с ней и ее куклой, но мисс Флинн уселась рядом с мистером Пирсом. Ехали они, наверное, целый час и по дороге почти не разговаривали. Только мотор тарахтел да ветер посвистывал в открытых окнах. Мисс Флинн, шмыгая носом и заглядывая в листок бумаги, подсказывала мистеру Пирсу, куда ехать. На этот раз цель поездки называлась «навестить мамочку в больнице»; в следующий раз она будет называться по-другому. Если, конечно, вы согласны посмотреть этот фильм второй раз.

Всегда очень важно правильно одеться, вне зависимости от того, какая предстоит сцена. На Норме Джин был ее лучший костюм, в котором она ходила в школу: клетчатая юбочка в складку, белая блузка (отглаженная лично мисс Флинн этим утром), относительно чистые и заштопанные белые носки и новенькие, ни разу не надеванные трусики. Кудрявые и вечно спутанные волосы лишь слегка приглажены, но не расчесаны.

(— Это бесполезно! — воскликнула мисс Флинн и бросила расческу на кровать. — Будь моя воля, Норма Джин, я бы выдрала у тебя половину волос.)

Мисс Флинн и мистера Пирса, похоже, несколько смущал тот факт, что Норма Джин захватила с собой куклу и теперь так отчаянно и крепко сжимала ее в руках. Кукла пришла в почти полную негодность — вся кожа исцарапана, белокурые волосы поредели и обгорели, стеклянно-голубые глазки скошены к носу и смотрят идиотски испуганно. Мисс Флинн обещала купить Норме Джин другую куклу, но то ли времени у нее не было, то ли просто забыла. Однако Норма Джин вовсе не собиралась расставаться со своей старой любимицей. «Это моя кукла! Мне ее мама подарила».

Кукле повезло. Ее пощадил пожар, устроенный Глэдис в спальне. Норме Джин удалось ускользнуть из ванной, где ее ждала обжигающе горячая вода. Девочка бросилась звать на помощь соседей. Она знала, что поступает неправильно, что «за спиной матери делать ничего нельзя», как часто внушала ей Глэдис. Но Норма Джин была просто вынуждена поступить именно так. Тогда впавшая в ярость Глэдис подожгла постельное белье на кровати. Заперла за девочкой дверь и, чиркая спичками, стала поджигать все подряд — спалила свое шикарное черное креповое платье и темно-синее бархатное платьице Нормы Джин, которое девочка надевала на похороны на Уилшир-бульвар. Потом порвала несколько снимков и подожгла и их (кажется, на одном из них был отец Нормы Джин. Потому что девочка уже больше никогда не видела этой красивой фотографии). Потом стала поджигать туфли, косметику; в яростном угаре ей хотелось сжечь все, чем она владела, в том числе и красивое белое пианино, некогда принадлежавшее Фредерику Марчу, то самое пианино, которым она так гордилась.

Она и себя собиралась поджечь, но помешали вызванные соседями врачи «скорой». Взломали дверь и ворвались в полную дыма комнату, где, выкрикивая непристойности, металась Глэдис Мортенсен — совершенно голая костлявая женщина, такая худая, что косточки, казалось, вот-вот прорвут кожу. Женщина с морщинистым искаженным лицом ведьмы, она набросилась на своих спасителей, царапалась, лягалась, в результате чего ее и скрутили — «для ее же собственной пользы». Именно так выражалась мисс Флинн, описывая соседям эту сцену, которой сама Норма Джин не видела, поскольку ее там просто не было. Или же кто-то милосердно закрыл ей глаза.

— Ты же знаешь, Норма Джин, тебя там не было. Ты была со мной, в полной безопасности.

Вот какое наказание тебя ждет, если ты женщина. Женщина, которую недостаточно любили.