Блондинка. том I

отвечала быстро:

— Нет времени! У меня нет времени! — И смеялась, и вытирала глаза. — Нет времени! — И чувствовала, что и с языком творится что-то странное — он разбухал и с трудом умещался во рту.

Тут ее охватывал страх — что, если заметят? Что, если сочтут, что она не справляется с новой работой, и отправят обратно, на конвейер, или вовсе уволят и пошлют домой? Ведь дома у нее не было. Потому что муж оставил ее. Ты, глупая корова… Ей нельзя не справляться, она просто не имеет права! В конце концов сердобольный прораб брал ее под руку и выводил из красильного цеха, и Норма Джин, стоя у раскрытого окна, жадными большими глотками «пила» свежий воздух, но почти тотчас же возвращалась к работе. «Я чувствую себя прекрасно, просто отлично!» И руки ее двигались ловко и проворно, и умение росло не по дням, а по часам, и постепенно она начала привыкать к этому ужасному химическому запаху. Как ей и обещали: «Со временем ты и чувствовать его перестанешь». (Но она знала, что и волосы, и одежда насквозь пропитались этой вонью. Приходилось соблюдать осторожность, каждый день мыть голову и проветривать одежду.) Ей даже не хотелось думать о том, что пары аэролака проникли в кожу, легкие, мозг.

Она гордилась столь быстрым продвижением по службе, гордилась прибавкой в зарплате, надеялась, что скоро ее снова повысят. И снова дадут прибавку. Прораб считал ее очень старательной и исполнительной серьезной молодой женщиной, которой можно доверить самую сложную и ответственную работу. Выглядела она совсем еще девчонкой, но вела себя как взрослая. Нет, где угодно, только не на авиазаводе! Создающем бомбардировщики, которые будут громить врага. Иногда все происходящее на заводе напоминало ей гонку. И она была участницей этой гонки, бегуньей. А ведь в школе она бегала куда быстрее многих девочек, участвовала в соревнованиях и даже получила медаль. Норма Джин гордилась этой медалью, а потом почему-то отослала ее в Норуолк, Глэдис. Глэдис не ответила. (Во сне Норма Джин видела Глэдис — будто бы та приколола медаль к воротничку больничного халата. А может, так оно и было в реальности? Нет, она, Норма Джин, ни за что не сдастся! И она не сдавалась.)

Тем ноябрьским утром, напыляя аэролак и подавляя приступы тошноты и головокружения, Норма Джин опасалась, что у нее вот-вот начнется. Она даже захватила на работу целую пачку аспирина, на случай колик, зная, что поступает неправильно, что исцеление не наступит, если она подвержена проявлениям подобной слабости. И что если ей будет совсем уж невмоготу, придется взять два дня за свой счет и отлежаться дома — к своему стыду и позору. Тем ноябрьским утром она напыляла лак и изо всех сил старалась не потерять сознания, но мешали крохотные пузырьки, закипавшие в голове. И тут вдруг лицо ее осветила улыбка, ибо перед ней предстало совершенно бредовое и одновременно восхитительное видение.

Темный Принц в строгом черном наряде. И Норма Джин, она же Прекрасная Принцесса, в длинном белом платье из какого-то шуршащего материала. Рука об руку шли они по пляжу и любовались закатом. Волосы Нормы Джин развевались по ветру. Светлые, белокуро-платиновые волосы Джин Харлоу, которая умерла, как говорили, только потому, что ее мать, исповедующая «Христианскую науку», отказалась вызвать врача к смертельно больной двадцатишестилетней женщине. Но Норма Джин знала — все это ложь, потому что умереть человек может только по собственной слабости. И сама такой слабости проявлять не собиралась. Темный Принц остановился и накинул ей пиджак на плечи. А потом нежно поцеловал в губы. И заиграла музыка, такая нежная, романтичная, танцевальная. И Темный Принц с Нормой Джин начали танцевать, но тут Норма Джин удивила своего возлюбленного. Скинула туфли, и ее босые ступни утонули в сыром песке, и до чего же восхитительное то было ощущение, танцевать босиком, когда у ног разбиваются волны прибоя! Темный Принц смотрел на нее удивленно и восхищенно, потому что она была самой прекрасной женщиной, которую он когда-либо видел в жизни. Он смотрел и смотрел, а Норма Джин вдруг подняла руки, и они превратились в крылья, и вся она вдруг превратилась в красивую большую птицу с белым оперением и взлетала все выше и выше в небо, пока Темный Принц не стал казаться застывшей на пляже крохотной точкой. И вокруг него разбивались пенные волны, а он провожал ее тоскливым взглядом, понимая, что потерял навсегда.

Тут Норма Джин очнулась, подняла глаза от рук в перчатках, сжимающих канистру с аэролаком, и увидела в дверях мужчину. Это был Темный Принц, и в руках он держал фотокамеру.

Красотка на снимке. 1945

Твоя жизнь вне сцены не есть случайность.

Все в ней неизбежно и определено заранее.

Из «Настольной книги актера» и «Жизни актера»

Через самые ранние годы, полные чудесных открытий, когда, к примеру, она еще ребенком ощущала острое покалывание брызг от разбивавшегося о пляж Санта-Моники прибоя, пронесла Норма Джин это воспоминание. О том, что уже когда-то слышала этот спокойный и размеренный, как метроном, голос: Где бы ты ни была, куда бы ни направилась, я буду там. Ты еще не успеешь прийти туда, а я уже буду ждать тебя там.

О, это выражение на лице Глейзера! Да его дружки с «Либерти» просто обхохотались, глядя, как он небрежно, с самым скучающим видом, листает декабрьский номер журнала «Звезды и полосы» за 1944 год. А потом вдруг переворачивает страницу, смотрит, словно не веря своим глазам, таращит эти самые глаза, и челюсть у него буквально отвисает от изумления. Что же такое, напечатанное на этой странице из дешевой бумаги, могло произвести на Глейзера впечатление разорвавшейся бомбы? Словно его электрическим током ударило! А потом он не своим, сдавленным голосом произносит:

— Господи! Моя жена. Это ж моя жена!..

Журнал тут же вырывают у него из рук. И все таращат глаза на ДЕВУШКУ С ТРУДОВОГО ФРОНТА, так, во всяком случае, напечатано над снимком. А ниже, на всю страницу и сам снимок — девушка с совершенно очаровательным личиком, пепельно-белокурыми кудряшками, выбившимися из-под косынки, прелестными задумчивыми глазами и влажными губками, сложенными в застенчиво-дразнящую улыбку. На девушке синий джинсовый комбинезон, вверху его так и распирают упругие молодые груди, внизу он облегает совершенно потрясающие бедра!.. И она с какой-то детской наивностью сжимает в обеих руках канистру и как будто целится ею в объектив.

Норма Джин отрабатывает свою девятичасовую рабочую смену на авиационном заводе в Бёрбанке, штат Калифорния. Она гордится, что вносит тем самым вклад в дело нашей победы. «Работа трудная, но мне нравится!» На снимке вверху: Норма Джин в цехе по сборке фюзеляжей. На снимке слева: Норма Джин в момент задумчивости. Она скучает о муже, моряке торгового флота Бучанане Глейсере, который ушел добровольцем на фронт и находится в настоящее время в южной части Тихого океана.

Как же они дразнили бедного парня, как насмехались над ним! Мало того, что в журнале пропечатали жену, так еще и имя его написали неправильно — «Глейсер» вместо «Глейзер». И потом, с чего это он вообразил, что эта хорошенькая девчонка — его жена? И тут из-за журнала завязалась самая настоящая драка, его выхватывали из рук, чуть не порвали, а Глейзер гонялся за своими дружками с горящими от ярости глазами и орал:

— Эй, вы, мать вашу! А ну, отдайте! Дай сюда, я тебе говорю! Он мой, мой!

А потом наступил март 1945-го, и Сидни Хэрингу, преподавателю английского средней школы в Ван- Найсе, удалось конфисковать у хихикающих мальчишек номер «Маскарада». Не глядя, швырнул он журнал в