вид, что раскаивается в своем поступке, однако на самом деле ни чуточки она не раскаивалась. Напротив — очень гордилась этим маленьким своим приключением. Разве что не говорила:
И нараспев, изумленным голоском, повторяла:
— Все до последнего цента в
И тут Драматург впервые по-настоящему задумался о том, как глубоко и самозабвенно любит эту женщину. Эту странную, живую и изменчивую, как ртуть, женщину. Теперь она беременна его ребенком. И если уж быть до конца честным, он не очень хотел этого ребенка. Тогда, на Манхэттене, в нью-йоркском театре, ему казалось, что он ее знает. Теперь же он вовсе не был уверен в этом. В начале их романа она, похоже, любила его больше, чем он был готов любить ее. Теперь они любили друг друга как бы на равных — с одинаковой страстью и силой, как любят люди, изголодавшиеся по любви. Но до сегодняшнего дня Драматург не задумывался о том, что может настать время, когда он будет любить Норму больше, нежели она его. Мысль эта показалась ему невыносимой.
Раскладывая покупки в кухне, Норма, по-прежнему искоса, поглядывала на мужа. И в пьесе, и в фильме, подобная сцена содержала бы мощный смысловой подтекст. Но жизнь редко подчиняется законам искусства, особенно в том, что касается форм и условностей искусства. Хотя Норма в эти минуты невероятно напоминала ему Розу из «Ниагары», водившую за нос своего ослепленного страстью мужа в исполнении Джозефа Коттена. (Если не за нос, то за какую-нибудь другую часть мужского тела.)
Норма рассказывала свою историю, и бездыханный ее голосок дрожал от возбуждения. Неужели лжет? Нет, он так не думал. И вообще все эта история — довольно глупая и невинная. Однако уж слишком она возбуждена, так бывает с людьми, которые лгут. Для этого надо было испытать нечто особо возбуждающее.
— Бог ты мой! Да мы малину ели! Перепачкались, как свиньи!
Но страх не отпускал Драматурга. Худощавое загоревшее на летнем солнце лицо побелело и стало пепельно-серым. Очки с толстыми стеклами съехали на кончик носа. Норма достала из сумки пакетик с малиной, начала доставать ягодку за ягодкой и подносить ко рту мужа.
— На, Папочка, ешь! И не смотри так печально! Ты только
Что правда, то правда. Малина действительно была очень вкусная.
Пророческие слова, вычитанные из книги «Цивилизация и чувство неудовлетворенности», были достойны чего-то большего, чем просто подчеркивания. Норма переписала их в блокнот.
Нигде, кроме как в любви, не бываем мы более беззащитными перед страданиями; никогда не бываем более несчастными, потеряв предмет своей любви или его любовь.
16
Свернувшись калачиком на подоконнике в детской на втором этаже, откуда до подвала с грязным полом было далеко и не было слышно доносившегося из него приглушенного бормотания, мечтательная и счастливая, Норма Джин вытирала слезы, катившиеся по щекам, всматривалась в купол безбрежного неба над головой и силилась, силилась… Но никак не могла придумать, что же ответил Прекрасный Принц. Да еще в рифму.
17
