прошли в мужскую комнату, а Клара разглядывала себя в огромном, во всю стену, зеркале.
— В городе всюду так? — спросил Кречет.
— Не знаю. А тебе что, не нравится?
— Нет…
Клара оперлась коленом на табурет и поглядела по сторонам.
— Да, пожалуй, тут паршиво, — сказала она. — Больно уж просто.
— Как это?
— Сюда ходит одно простонародье.
И Клара засмеялась, выставила напоказ белые зубы, словно посвятила Кречета в какой-то секрет. Наклонилась, обвила руками его шею. Он хотел отстраниться, но не мог; впрочем, она только на миг крепко его обняла и сейчас же выпрямилась и забыла о нем. Он заметил — мальчишки из той кабинки все уставились на Клару. Другие кабинки пустые, в одной еще не убрано со стола после прежних посетителей.
— Это сколько стоит? — спросила Клара и показала пальцем на кусок торта под стеклом.
Девица назвала цену. Клара купила кусок и велела завернуть «Кречету на потом».
Откуда-то сбоку вышел Кларк, он вытирал руки о куртку. На нем была легкая парусиновая курточка мутно-зеленого цвета. Он только что причесался, волосы гладко лежали на висках, открывали невысокий лоб.
— Вкусно пахнет! — весело сказал Кларк. Сел на табурет рядом с Кларой, поглядел по сторонам. — Хорошо, что вы попросили его остановиться. Нас бы он не послушал.
Услыхав его неторопливую, протяжную речь, кто-то из мальчишек в кабинке захохотал, другие подхватили. Кларк сердито оглянулся на них.
Вышли Джонатан и Роберт. Джонатан замешкался, стал смотреть, как жарятся сосиски.
— Пускай ржут, дураки, ты не обращай внимания, — сказала Клара, взяла у официантки завернутый торт и положила к себе в сумку. Ее ничуть не заботило, слышат ли ее те мальчишки, она сказала это в полный голос, весело и дружелюбно. Кларка будто оглушило, он круто повернулся на табурете. Джонатан опустил глаза. Официантка принесла им в маленьких картонках булочки с сосисками, уже намазанными горчицей, и внимательно посмотрела на Клару. Сыновья Ревира чуть не бегом бросились к дверям, они не решались приняться за еду тут же, в ресторане; Клара неторопливо пошла следом. Кречет ждал — сейчас ее окликнут. Вдруг эти мальчишки что-нибудь такое скажут? Притвориться, что не слышишь? Но Клара-то притворяться не станет. Она преспокойно прошла мимо, а они, потягивая через соломинки свое питье, не спускали с нее жестких и насмешливых глаз.
— Я думала, это порядочный ресторан, — сказала Клара Ревиру. — А это самая обыкновенная забегаловка.
Когда наконец добрались до Гамильтона, всех уже мутило от долгой езды. В глазах у Кречета рябило от исхлестанных дождем мостов, по которым они проезжали, — такие старые, скучные мосты, а под ними мелькают узкие долины, далеко внизу бегут рельсы, откосы по сторонам кое-где поросли травой. Ревир теперь едет медленнее. На шоссе вливаются новые потоки машин, и оно уже все скользкое от дождя. И гудки машин сквозь шум дождя звучат приглушенно, жалобно.
— Это не твоя фабрика? Вон там? — спросила Клара.
Ревир сказал — нет, не его. Вдалеке, за какими-то пустырями, за тесными сборищами словно кое-как сваленных в кучу каркасных домишек, поднялись в хмурое небо фабричные трубы. У каждой наверху — красноватый огненный венчик.
— Там пожар? — спросил Кречет.
— Нет, Кристофер, так и должно быть, — сказал Ревир.
Мелкий дождь брызжет в ветровое стекло, «дворники» смахивают капли, но сейчас же стекло опять становится рябое. Кречет напряженно выпрямился — вдруг что-нибудь проглядишь. Сбоку у дороги что-то делают люди в белых шлемах, на шлемах дрожат яркие отблески; оглушило прерывистым сверлящим грохотом, у Кречета даже зубы заныли.
— Фу, черт, — сказала Клара.
Проехали. Теперь Ревир ведет машину по широкой улице, но дома и постройки тут странные, они стоят впритык к тротуару. Многие заколочены, и на запертые двери, на слепые окна кто-то налепил афиши — отвратительные, кричащие ярко-желтые рекламы цирка и сигарет. В одном деревянном доме живут люди: окна крест-накрест забиты досками, а все равно на веранде стоит холодильник и с порога смотрит босоногая негритянка.
— Тут все черные? — спросил Кречет.
— Только в этом месте.
— Мы тут остановимся?
— Нет, — сказала Клара и засмеялась.
Немного погодя опять подъехали к перекрестку и свернули на дорогу пошире, посередине — разделительная полоса, и на ней трава, кусты, даже деревья. Кречет смотрел во все глаза.
— Вон тот дом мне нравится, — сказала Клара и показала пальцем.
Ребята на заднем сиденье о чем-то болтали.
— Погляди-ка, вон, в витрине. — Клара потянулась, тронула Ревира за рукав. — До чего миленькое платье, никогда такого не видала!
Голос ее чуть заметно дрогнул, в нем прорвалось что-то просительное, умоляющее, она этого, пожалуй, и не заметила, а Кречет понял и смутился. Позже, через несколько часов, Ревир ей скажет — пускай купит себе все, что захочет, и она удивится и обрадуется, ведь к тому времени она уже забудет про платье в витрине. У нее немало бывает вот таких неожиданных радостей.
Теперь пошли другие места, дома по сторонам большие, не хуже, чем у Ревира. Они стоят далеко от дороги, а перед ними просторные зеленые лужайки. От волнения Кречета бросило в дрожь: разговоры ребят за спиной, болтовня матери и эти дома, тихие, непроницаемые, непривычно разукрашенные по фасаду, — все такое чужое, непостижимое, удивительное. А ведь это все только проносится мимо, а впереди — похороны, и там надо будет увидеть покойника.
— А здорово ты ведешь машину, и как быстро, — сказала Ревиру Клара.
Опять поехали под гору, но теперь ясно почему: вдали виднеется то ли река, то ли озеро. И все тянется к этой воде. Улица вся кирпичная, и кирпич под дождем блестящий, чистый, в полях ничто не может быть таким чистым, и все дома поставлены лицом к воде. Она сегодня серая, неспокойная. И не разберешь, то ли она вдалеке сливается с небом, то ли это сереет другой берег.
— Нравится тебе, Кречет? — спросила Клара.
— Пожалуйста, называй его настоящим именем, — сказал Ревир.
— Кристофер, — сказала Клара. Сказала не очень уверенно и легонько толкнула его в бок; мол, это просто шутка. — Вот в каких местах живет родня твоего отца, Кристофер, нравится тебе здесь, а?
— Не знаю…
— Может, и ты когда-нибудь станешь тут жить — хочешь?
— Я здесь сколько раз бывал, — сказал Кларк. Подался вперед, оперся на спинку сиденья за плечами Клары. Кречета это возмутило. Охота была чем-то делиться с Кларком! — Вот он, их дом. А цвет мне не нравится.
Ревир свернул на мощенную кирпичом дорожку, миновал ограду и подъехал к огромному серому дому. Дом — с колоннами, прямо как на фотографии в книге; когда смотришь эти снимки, невозможно поверить, что и вправду где-то есть такие дома. Клара достала пудреницу и напудрилась. Вытянула шею, оглядела себя: лоб, щеки.
— Господи, — прошептала она, — я на черта похожа от этой езды.
Старательно надела шляпу; длинные пальцы двигаются беспокойно, неуверенно. Ногти почти бесцветные, а некоторые обломаны, совсем короткие. Кречет всем существом ощутил, как она волнуется.
С парадного крыльца сошел человек в коричневом плаще. Клара опустила окно, он им крикнул:
— Проезжайте за дом, там поставите машину!
И коротко махнул рукой Ревиру — поздоровался, но без радости; плащ распахнулся, и стало видно, что
