приподнялась, и граф понял, что перед ним женщина, растрепанная рыжеволосая женщина. Она подняла голову, и он увидел пару ярко-зеленых глаз – таких чудесных глаз ему еще не доводилось видеть.
В этот момент раздался голос графини:
– Эдуард, ты мог хотя бы помочь кузине подняться на ноги.
Кузине?! Самозванке! О Господи… Он прошел мимо женщины, сидевшей на полу.
– Она может сидеть там до скончания века, мне все равно, – заявил он, приближаясь к вдовствующей графине. – Бабушка, как ты могла впустить в наш дом еще одну мошенницу?
– Она не мошенница. У мистера Черри есть письма. И у нее волосы фамильного цвета Тревелинов.
– Письма можно подделать, а волосы перекрасить. – Он наклонился, опираясь на подлокотники кресла, и посмотрел в лицо пожилой женщины. – Я не позволю снова подвергать тебя таким испытаниям. Я знаю, как тебе хочется поверить в чудо, но Пруденс Уинтроп умерла… Эта женщина – самозванка.
– Вы так уверены? – Негромко сказанные слова, казалось, пронзили тишину, словно кинжал.
Рыжеволосая женщина поднялась на ноги и с невозмутимым видом расправила юбку, словно только что зацепилась за розовый куст на прогулке в саду. Платье ее оказалось на редкость безвкусным, как граф и предполагал, а лицо совершенно непривлекательным, но глаза светились умом. Эта девица совсем неглупа, отметил граф. Но в ней было еще кое-что… Что-то в ее движениях и облике невольно привлекало взгляд. В душе его шевельнулось давно умершее чувство. Граф вдруг понял, что ему приятно на нее смотреть, и это его встревожило.
– Не надо испытывать мое терпение, – предостерег он.
Немногие бросали вызов лорду Тревелину, а те, кто осмеливался, жалели об этом всю жизнь. Он мог даже мужчину приструнить одним своим взглядом. Но эта женщина смело смотрела ему в глаза, смотрела с вызовом, без всякого смущения. Это произвело на графа впечатление и одновременно волновало. Ему уже давно никто не смел перечить. И еще дольше его не привлекала какая-либо женщина… Он отвел глаза.
– Очень хорошо. Если вы – Пруденс Уинтроп, расскажите мне то, что можем знать только мы с вами.
На несколько секунд воцарилось молчание, и Эдуард уже решил, что ей нечего рассказать. И вдруг она заговорила. Говорила нараспев, словно вспоминала…
– Это был теплый день… лето, по-моему. В воздухе пахло сиренью и рододендронами.
– Правильно, Эдуард, – вмешалась Эми. – В нашем саду летом полно этих цветов.
– Как и в любом саду в южной Англии, – заметил граф. Он скрестил на груди руки и улыбнулся, предвкушая триумф, – Вам придется вспомнить еще кое-что.
Рассказчица, однако, не смутилась. Приподняв подбородок, она с улыбкой взглянула на графа:
– Я стащила кое-что… по-моему, вашу шляпу. Взобралась на дерево, а вы полезли за мной. Но вы меня не поймали, потому что свалились на землю. Боюсь, по моей вине вы тогда заработали немало синяков и ссадин.
– Это правда! – воскликнула Эми, поворачиваясь к брату. – Я слышала, как бабушка рассказывала эту историю. А у тебя до сих пор шрам на…
– Ладно… – нахмурился Эдуард. – Верно, все так и было. Надо отдать вам должное, вы прекрасно изучили нашу семью. Но рассказанная вами история кое-чего не объясняет… Почему вы сначала обратились к моему поверенному, почему не приехали прямо в Рсйвенсхолд? И почему ни разу не дали о себе знать за тринадцать лет?
– Я отправилась к мистеру Черри, поскольку хотела показать, что не боюсь проверки… А что касается вашего вопроса… Почему я до сих пор не объявлялась… – Ее нижняя губа дрогнула. Она вытащила носовой платок и вытерла слезы. – Долгие годы я вспоминала только о пожаре. На смертном одре мама, то есть миссис Плаурайт, говорила мне, что я едва могла говорить, когда они меня нашли, а уж сказать, кто я такая… Лишь недавно я начала вспоминать, что произошло той ужасной ночью. Даже теперь, думая об этом, я…
Девушка покачнулась; казалось, она вот-вот лишится чувств. Эдуард шагнул к ней, но доктор, стоявший ближе, подхватил ее на руки и уложил на диван. Граф в изумлении смотрел, как его бабушка, сестра, дети и даже невозмутимая миссис Полду суетятся вокруг самозванки, подбадривая ее и выражая искреннее сочувствие. Девушка улыбалась им, прижимая платок ко лбу и пытаясь овладеть собой. Сейчас она казалась совершенно беспомощной. Но тут Эдуард – всего лишь на мгновение – перехватил ее взгляд…
Это был взгляд лисы, перехитрившей свору охотничьих псов.
Эдуард сжал кулаки. Эта женщина чрезвычайно опасна. Было совершенно очевидно, что она гораздо умнее всех остальных «Пруденс», которые появлялись в Рейвенсхолде. Почти всех «кузин» разоблачали в первые же дни, некоторых – в первые же часы. Но в любом случае все они причиняли немалый вред – граф видел, как переживала бабушка, когда выводили на чистую воду очередную притворщицу.
В последний раз это случилось два года назад, когда «Пруденс» оказалась официанткой из бара. Бабушке потом потребовался целый месяц, чтобы прийти в себя. Теперь же графиня постарела на два года, и Эдуард опасался, что она не переживет очередного удара.
Тревелин уже давно распрощался с надеждами на личное счастье. Теперь он ожидал от людей только самого худшего. Однако о своем долге перед семьей он никогда не забывал. Он обязан был защищать домашних, чего бы это ему ни стоило.
Граф подошел к дивану.
– Как себя чувствует… мисс Уинтроп? – осведомился он.
– Она очень устала, – ответил доктор, внимательно осматривавший молодую женщину. – Но сердце бьется ровно. Просто ей надо отдохнуть.
«Она отдохнет в Олд-Бейли,[4] если это будет зависеть от меня, – подумал Эдуард, еще больше помрачнев. – Но не только эта леди умеет скрывать свои планы, любезно улыбаясь».
