седых волос мировым судьям, это уж точно! Твой папа был самым лучшим моим другом, и мне очень жаль, что я приехал слишком поздно и не успел его повидать. У Дэна имелись кое-какие недостатки, но он был добрым человеком. Он умел жить. И умел любить.
В нескольких словах Квина было гораздо больше правды об отце Сабрины, чем в замысловатых славословиях священника. Сабрина вспомнила о толпе, собравшейся вокруг могилы. Эти люди знали ее отца только как пьяницу и игрока, человека, поставившего крест на своей жизни задолго до того, как воспаление легких свело его в могилу.
– Спасибо, – прошептала девушка, еще крепче сжимая руку Квина. – Мне жаль, что вы напрасно проделали такой путь.
– Совсем не напрасно. Смерть Дэна стала жестоким испытанием, но я приехал повидать именно тебя.
– Меня?
– Я обещал ему, что буду поглядывать, не подвернется ли случай, чтобы мы обеспечили себя на всю оставшуюся жизнь. Ну… в общем, я нашел, что искал. Очень выгодное дельце. И совсем не сложное. Провернуть его не труднее, чем отобрать конфетку у младенца.
Услышав слово «дельце», Рина встревожилась. Настораживали и глаза собеседника. Она не раз видела такой же нечестивый блеск в глазах отца, когда он собирался рассказать об одной из своих карточных афер.
– Мистер Квин, это… дельце, о котором вы говорите, оно законное?
Книц потупился и в смущении стал смахивать Снег со своего жилета.
– Конечно, законное. Ну, в основном. Послушай, это не имеет значения. Можно без труда получить деньги, достаточно денег, чтобы безбедно прожить до конца дней. И этим ты не будешь обязана никому, только самой себе, милочка.
«Не будешь обязана никому» – эти слова не выходили у нее из головы, Сабрина задумалась. Жить по собственным правилам… Иметь достаточно денег для того, чтобы купить собственный дом – с клумбами вокруг и с живой изгородью. И может, еще несколько лошадей. И можно просыпаться утром и не думать о грязной посуде, об уроках и отметках… Да, конечно, соблазнительная перспектива… Но Сабрина тут же вспомнила о том, что перед ней открывалось совсем другое будущее, – возможно, не столь приятная, зато честная жизнь. И ведь отцу не принесли счастья его пустые мечты…
– Мне очень жаль, мистер Квин. Я знаю, вы хотели как лучше, но…
Снова раздался звон церковного колокола.
– Боже, я опоздала! – Она повернулась к Квину: – Простите меня, я очень тороплюсь. Моя мачеха…
– Задаст тебе взбучку, если ты опоздаешь, – усмехнулся Квин. Он снял шляпу и пригладил остатки волос, уже поредевших, но все еще ярких, как медный пенни. – Беги, девушка. Я буду в «Зеленом драконе» на Грейгэллоуз-лейн до воскресного вечера. На тот случай, если передумаешь…
Сабрина наклонилась и чмокнула Квина в щеку:
– Спасибо, сэр. За все. Я… я надеюсь, мы еще встретимся.
Квин смотрел, как она быстро идет к кладбищенским воротам. У нее была грациозная походка танцовщицы; густые рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, казались огненным водопадом.
Червонная Королева.
– О, мы еще встретимся, моя рыжеволосая девочка, – выдохнул Квин. – В тебе больше от Дэна Мерфи, чем ты думаешь.
– Тебя хозяйка зовет.
Сабрина нехотя отложила в сторону книгу; это была первая свободная минутка, которую ей удалось улучить за целую неделю после смерти отца. Тилли, младшая горничная, стояла, прислонившись к дверному косяку чердачной комнаты. Небрежно завязанные ленты ее чепца развязались, и прядь светлых волос упала на лоб. Толстая, неряшливая, ленивая девица, Тилли тем не менее ухитрилась стать одной из любимиц вдовы Мерфи, хотя не делала ровным счетом ничего. Сабрина подозревала, что особое положение Тилли объяснялось скорее всего расположением к ней Альберта, а не его мамаши, но держала свои мысли при себе.
– Я закончу через четверть часа. Передай, пожалуйста, моей мачехе, что я скоро спущусь.
– Ты хочешь, чтобы я опять тащилась вниз по этой лестнице? – жалобно спросила Тилли.
– Да, – с невозмутимым видом кивнула Сабрина. – Если не сможешь придумать другой способ передать ей мои слова.
Их взгляды встретились, но Тилли первая опустила глаза. Громко шмыгнув носом, она утерлась тыльной стороной ладони.
– Ладно, пойду скажу хозяйке. – Горничная нехотя кивнула и зашаркала вниз по лестнице, что-то ворча себе под нос.
Рина невольно усмехнулась. Она знала, что поступила с Тилли не по-христиански, мать часто напоминала ей о том, что Господь в известных случаях велел подставлять другую теку. Но она «подставляла другую щеку» уже много месяцев: поправляла вместо Тилли простыни на небрежно застеленных кроватях, развешивала белье, мыла посуду после ужина. Ее мачеха предпочитала нанимать ленивых служанок, так как ленивым можно было меньше платить. Рине же надлежало выполнять значительную часть их работы, этим Она и занималась, – сначала потому, что не смела спорить с мачехой, потом, когда стала старше, потому, что хотела сохранить видимость мира в семье. Но Тилли была самой нерадивой из служанок, и Рина не сомневалась, что даже Господь не осудит ее, если она поставит горничную на место. И все же, подумала девушка, не помешает прочитать дополнительную покаянную молитву на завтрашней воскресной службе.
Воскресенье…
