дни и все годы, которые ее негодяй муж и этот проклятый граф украли у нас. И я собираюсь вытрясти все это из души Тревелина!
Сабрина могла понять его гнев, его непримиримость.
– Ты прав, что ненавидишь сэра Энтони и графа Тревелина, который предал твою Шарлотту. То, что они сделали, – чудовищно. Но лорд Эдуард совсем не похож на своего отца.
Квин бросил на нее острый взгляд:
– Не говори ерунду, детка. Они – аристократы, – все они одним миром мазаны. Никого не любят, кроме себя и себе подобных.
Рина покачала головой:
– Тревелины не такие. Граф – добрый и достойный человек.
– Добрый и достойный. – Квин выплюнул эти слова, словно они оставили у него во рту дурной привкус. – Тогда, детка, объясни мне, если он добрый и достойный, почему парни в деревенском пабе бьются об заклад, что у незаконного ребенка Клары Хоббз будут черные волосы лорда Тревелина?
Тихое ржание лошадей из ближних стойл доносилось до Сабрины, словно с расстояния в миллион миль. Квин ушел из конюшни четверть часа назад, а она все стояла, прислонившись спиной к старому седлу, и смотрела на огонек свечи… И думала, как ей спасти свое готовое разорваться сердце.
Она вспомнила слова Эми, которая говорила, что, по ее мнению, любовником Клары был человек из высшего общества. И вспомнила тот день, когда застала графа за составлением распоряжений, в которых он проявлял заботу о молодой женщине. Она решила тогда, что он просто добрый человек. Но что, если это не щедрость души? Что, если это элементарное чувство вины. Он сначала использовал невинную девушку для своего наслаждения, а затем вышвырнул вон, бросив вслед подачку, когда она перестала быть нужна. Рина знала, что так случается, но Эдуард не такой. Он не может быть негодяем…
Ребенок Клары… Черные волосы Тревелина… Незаконнорожденный ребенок Тревелина.
– Прекрати! – Рина прижала кулаки к пульсирующим от боли вискам. Это грязные сплетни, не более того. Неверным любовником Клары мог быть хоть зеленщик – откуда кто знает. Но даже если бы она узнала, что граф – отец ребенка Клары, это все равно не имело бы значения. Никакого! Не пройдет и недели, как она навсегда уйдет из жизни Эдуарда. «Я больше никогда его не увижу. У нас с ним не может быть будущего».
Она услышала слабый скрип двери в конюшню, той самой двери, за которой всего несколько минут назад скрылся Квин. Очевидно, ее партнер вернулся, чтобы дать ей новые указания по поводу ограбления или привести новые причины, по которым ей следует ненавидеть Эдуарда и его семью. Ни того, ни другого ей слушать не хотелось. Устало вздохнув, она повернулась к нему:
– Квин, я тебя очень люблю, но я просто не в силах…
Из тени шагнул человек, его сапоги гремели по каменному полу, словно удары молота, а разъяренный взгляд пронзил ее, словно меч.
– Кто такой Квин? – спросил граф Тревелин.
Глава 22
Эдуард бродил по утесам, что бывало почти каждую ночь после того, как его вынесли на руках со скал. Чарльз запретил ему выходить из комнаты, пока он окончательно не поправится, но Эдуарду море было необходимо как воздух. И он каждую ночь удирал из дома, бродил по краю утесов – бушующие волны и холодный соленый ветер, казалось, вливали в него больше здоровья, чем целая аптека различных лекарств. Возвращаясь домой, он заметил в конюшне свет. Решив, что надо непременно утром спросить об этом у старшего конюха, он уже прошел было мимо, но застыл на месте, услышав возглас – голос был знакомый.
Он толкнул дверь, готовый защитить женщину, ту, которую любил больше жизни. Но ее не нужно было защищать. Она стояла абсолютно спокойная, как море в штиль, из одежды на ней была лишь ночная сорочка, кое-как прикрытая накидкой, волосы свободно рассыпались по плечам… И вдруг она произнесла имя другого мужчины.
– Кто такой Квин?
– Ни… никто, – заикаясь, ответила она. – Тебе следует лежать в постели.
– К черту постель! Кто такой Квин?
Рина, опустив глаза, теребила край накидки.
– Никто. Здесь никого нет. Ты… не расслышал.
Черта с два! Она лжет, он видел это по ее опущенным плечам, по ускользающему взгляду. И доказательство ее двуличия он ощущал так, словно с него полосками сдирали кожу. Та же боль, которую он испытывал два года назад. Он заговорил убийственно тихим голосом:
– Я так тебе верил.
– А я тебе. – Она подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. – Я не обязана объяснять тебе свои действия. В конце концов, у тебя тоже есть тайны.
Да, у него есть тайны. Тайны разбитых сердец, горя и боли, которые почему-то все не кончаются и не оставляют надежды на избавление. Ему потребовались годы, чтобы выбраться из темноты и позволить себе поверить кому-либо снова и снова полюбить. Чтобы вновь столкнуться с предательством. Давящая тьма навалилась на него – он отвернулся, испугавшись того, что может натворить.
– По крайней мере у Изабеллы хватило порядочности покинуть Рейвенсхолд, когда она завела любовника.
Вызов погас в глазах Пруденс. Она встала перед ним, загородив ему выход из конюшни.
– Это совсем не то, совсем. Ты должен мне верить.
Он ей верил. Все время, пока был прикован к постели; он верил, что она ему верна. В ее глазах он
