— размещать отдельно офицерский состав, отдельно обеспечивать его довольствие;
— обеспечивать военнопленных медико-санитарным обслуживанием НАРАВНЕ С ВОЕННОСЛУЖАЩИМИ КРАСНОЙ АРМИИ;
— беспрепятственно допускать получение посылок военнопленными из Германии или нейтральных стран;
— пользоваться при направлении на работы СИСТЕМОЙ ОХРАНЫ ТРУДА СССР, привлекать офицеров к работе только при условии их добровольного согласия;
— о каждом случае осуждения военнопленного к ВМН извещать письменно Исполком Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца.
Требуется пояснить, что в СССР законы, инструкции и приказы выпускались не для статистики и не для галочки, а для безусловного и беспрекословного исполнения. Что происходило по другую сторону фронта, известно. Министериальный советник Дорш доносил 10 июля 1941 года рейхсляйтеру Розенбергу о положении военнопленных в Минске: «В лагере размером с площадь Вильгельмплац находится 100 тыс. военнопленных и 40 тыс. гражданских заключенных. Заключенные, загнанные в тесное пространство, едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные потребности там, где стоят».
Это была не ошибка, это был не эпизод, но наглядная картина ГЕРМАНСКОГО отношения к РУССКИМ военнопленным. 8 сентября 1941 года Гитлер дал следующее конкретное указание об обращении с советскими военнопленными:
То есть русские перестали быть честными солдатами, когда не сдались все поголовно в плен, а посмели защищать свою землю от германских сверхчеловеков!
Как видно из приведенных выше советских документов, даже мы, русские, не додумались лишать немцев-агрессоров права считаться честными солдатами.Так кого же будем винить в несчастьях советских военнопленных? Попытки свалить вину за их страдания на Сталина растут, образно выражаясь, из фашистских сапог.
Это как раз тот случай, когда Сталин взял на себя колоссальную историческую ответственность, принял буквально крест, определяя необходимый для России путь. Думаете, Сталин не знал, что говорят за границей по поводу наших пленных? У Сталина хватило силы духа отстоять непопулярный, но необходимый путь действий.
И сегодня важно помнить, что если Россия будет слепо идти за деградирующей Европой, без разбора копировать иностранные ценности, когда своя шкура и сытость ставятся выше свободы, выше чести, — Европа утянет нас за собой в пропасть небытия.Вот и весь вопрос — никакого демонизма.
Другое дело, что помимо соответствующего отношения к сдаче в плен военнослужащих поражению в правах подлежали и их семьи. В частности, были предусмотрены ссылки, отправки на принудительные работы и т.п.
Такая мера, конечно, была крайне несправедлива по отношению к членам семей пленных красноармейцев. Лично мое мнение по данному вопросу таково, что это была ошибочная политика, рассчитанная на привычку к принуждению.
Требуется при этом пояснить, что репрессии к родственникам применялись в случае, когда переход кормильца к немцам был доказан, а не просто при пропаже военнослужащего без вести.
Неправильно также полагать, что репрессии в отношении изменников родины или их родственников осуществляла какая-то темная, зловещая и неуправляемая сила. В отношении всех видов подозреваемых и подследственных во время войны осуществлялся полный комплекс предусмотренных законом процессуальных действий, включая следствие и суд. В течение всей войны за деятельностью органов НКВД осуществляли надзор Генеральная прокуратура СССР, Главная военная прокуратура. Представлять правосудие времен Великой Отечественной копией «чрезвычайки» военного коммунизма — непростительное для россиянина заблуждение.
Каждое дело об измене родине рассматривалось следствием и Трибуналом индивидуально. В порядке контроля за соблюдением законности и эффективности расследования Военная прокуратура Ленинградского фронта в декабре 1941 года разработала для УНКВД по Ленинградской области «Методические указания о расследовании дел об измене родине», которые, между прочим, требовали следующего:
Закон суров, но это есть закон. Законы же войны безжалостны. Скажем, у солдата в соседнем с фронтом, но оккупированном районе жена-инвалид и двое маленьких детей. Вот он воткнул штык в землю и бегом через лес за линию фронта. Можно его понять? Разумеется! Можно простить? Нет! Иначе конец армии, конец России.
Почему же мы думаем, что прокуроры и особисты по ночам подушки не кусали после осуждения таких перебежчиков? Почему считаем, что прокуроры и особисты не плакали, не пили горькую? Это же были не инопланетяне, а РУССКИЕ ОФИЦЕРЫ.
Повторюсь, именно поэтому война в молве народной самое страшное — не из-за бомб и снарядов, а из-за того, что оправданными и логичными становятся бесчеловечные вещи, а судьбы трещат как щепки. Такова дикая суть тотальной войны. Поражение в ней — смерть для всех, поэтому цена победы — жизнь многих.
Фашистская пропаганда неустанно твердила нашим бойцам: в ваших бедах, в несчастьях ваших родных виноваты советская власть и Сталин, продукты съели евреи, войну и смерть можно остановить, только сдавшись в плен германской армии.
Сегодня в России находятся такие, кто пытается выкопать какую-то «новую» или «полную» правду о войне, приписать страдания нашего народа жестокости Сталина, грубости Жукова, преступному промыслу НКВД или извращениям коммунизма. Такие личности прямо продолжают пропагандистское дело фашистов.
Государственная безопасность, борьба со шпионажем, дисциплина в армии актуальны для России при любой власти. Если при поступлении на службу в Федеральную службу безопасности нынешней демократической России написать в анкете, что дед с 1941-го по 1945-й был в плену, а бабка с 1941-го по 1944-й на оккупированной территории, то службы не видать как своих собственных ушей. Понятно, что