проводник скоро будет.
– Ты веришь этому? – Греб ткнул пальцем в лист бумаги, на котором корявыми буквами было выведено: «
– Да, верю!
– Погодите! – вмешалась Мириам. – О чем спор? У нее медальон.
– Вот ее медальон!
– Я дала другой, полнофункциональный. Меч, медальон, гранаты, деньги.
– Надо засечь пеленг.
– Я засекла. Дорога на Сэт. Пятьдесят шесть с половиной километров от нас. Судя по пульсу, два часа назад спала. Сейчас работает.
– Прикажи ей немедленно возвращаться. Или я ликвидатором медальона воспользуюсь.
– Греб, ты не сделаешь этого! – возмутился Крис. – Это убийство!
– А ты не понял, для чего она удрала? Своих предупредить! Сколько ты ей наболтал? Скоро о нашествии все караваны знать будут.
– Греб, ты уверен, что этого уже нет в ткани истории? – вмешалась Мириам. – Города ведь знали о нашествии и готовились к обороне.
– Я ни в чем не уверен. Я только знаю, что наше влияние должно быть минимальным. Прикажи ей возвращаться.
– Зачем? Нам в ту же сторону. Подберем по пути.
– Бардак! Стоит появиться женщине, и все летит к чертовой матери! Дурдом!
– Скажи прямо: не дурдом, а дом дур. Так ведь? – улыбнулась Мириам.
– Улыбайся, улыбайся. Что будешь делать, если она кольцо причинности порвет?
– Если порвет, скорректируем.
– Мири, не изображай из себя дурочку. У нас нет реперных точек. Летописи нашествия утеряны. Это черная дыра в истории Сэконда. А через пятьсот лет корректировать поздно будет.
– Я займусь летописями. Все, что уцелело, должно быть в архивах информатория.
Поднявшись утром вместе с солнцем, Дора помогла собрать караван. После легкого завтрака Телим распаковал один вьюк, достал два кинжала, четыре лука и три тесака, раздал девушкам. Радостному визгу и щенячьему восторгу не было предела. Но Дора кусала губы. Рабыни с оружием смотрелись жутко и противоестесственно. Посмотрев, как испуганно сжались в сторонке новенькие, Дора убедилась в своем подозрении. В таком виде караван не мог выйти на дорогу. Телим тоже хмурился. Дора отозвала его в сторону. После короткого обсуждения Дора подозвала девушек к себе.
– Слушайте меня, амазонки. В таком виде вы на беглых похожи. Мы с Телимом решили надеть на вас для вида кожаные ошейники. Все поняли? Кожаные, и для вида. Кто не хочет, может отойти в сторону. Это дело добровольное.
Рабыни погрустнели, но никто не отошел. Кожаные ошейники носили незамужние девушки, старые девы и бывшие жены, выгнанные мужами из дома. Надеть кожаный ошейник после железного считалось позором. Многие предпочитали остаться в доме бывшего мужа совсем без ошейника, чем возвращаться к родителям в кожаном. И все-таки, кожаный ошейник давал права свободного человека. И у женщины в кожаном ошейнике больше шансов надеть железный, чем у рабыни.
Изготовить ошейники было минутным делом. Телим достал кусок кожи, ножом раскроили его на полоски, в концах прокололи дырки для шнурка – и все. Недовольные вначале девушки хвастались друг перед другом обновкой, вертелись перед Телимом, подражая рабыням постели. Тот смеялся, щипал за бока, шлепал пониже спины. Новенькие сбились в кучку и, со слезами на глазах, наблюдали за примеркой ошейников.
– А вы что сырость разводите, – прикрикнул на них Телим. – Ошейник заработать нужно.
Пришло время собирать караван в дорогу. Дора помогла девушкам погрузить товары. Ее поразило, что Телим работал вместе со всеми, улыбался, шутил с рабынями и они отвечали ему радостными улыбками. Это был не тот караван, что знала Дора. Пусть совсем маленький, загруженный на три четверти чужим товаром, но добрый и родной. Как семья.
Прощание было недолгим, но теплым. Дора больше не держала зла на Телима и не боялась за своих девушек. Привстав на цыпочки, ответила на его поцелуй, проводила караван до большой дороги. На груди что-то затрепетало. Словно насекомое, попавшее под одежду. Оказалось – медальон. Дора вытащила его, растерянно ощупала, надавила на выступ, который указала Мириам.
– Зверюшки лесные, что же с тобой делать?
– Дора, когда говоришь, держи кнопку нажатой, – раздался из медальона голос Греба. – Рядом с тобой есть люди?
– Нет, караван ушел. Я одна осталась. Я к ужину вернусь.
– Ты на дороге в Сэт?
– Да. На обочине стою.
– Возвращаться не надо. Жди нас там. Конец связи.
Дора села под деревом и задумалась, что хотел сказать Греб. Приказал ждать – это понятно. Что возвращаться не надо, тоже понятно, если они сюда едут. Но как понять последнее слово? Почему конец? Что за связи? Связка, связать, увязать – слова понятные. А если он что-то приказал, а она не поняла?
– Госпожа Мириам, если слышишь Дору, отзовись, – заскулила она в медальон. Волшебная вещь не подвела. Мириам отозвалась почти сразу.
– Слышу тебя, милая.
– Хозяин сказал: «Конец связи». Дора не поняла. Доре что-то сделать надо?
Из медальона донеслись добродушные смешки Криса и Греба.
– Конец связи – это значит конец разговора. Только не простого, а как мы сейчас говорим. Через медальон, – объяснила Мири.
– Госпожа, когда лошаков грузить будете, на серого поменьше грузите. У него недавно в копыте камень застрял, пусть ногу побережет.
Оказалось, мужчины ничего не могут сделать правильно. Дора заставила разгрузить и заново загрузить вьючных лошаков. Без нее забыли погрузить много самых необходимых вещей. А деньги они совсем считать не умели. Греб хотел расплатиться с хозяином дома золотыми. Дора велела пригласить его на второй этаж и показать зеркала в комнате Мириам. Если оценит их меньше, чем в десять золотых, гнать его в три шеи. Греб скептически хмыкнул.
Хозяин дома оценил зеркала в пятнадцать монет, отсчитал четыре золотых сдачи и остался очень доволен.
Наконец, маленький караван из трех верховых и двух вьючных лошаков отправился в путь. Дора спрятала медальон и, очень довольная собой, собралась отдохнуть. Никто не мог сказать, что она зря ест свой хлеб. Пусть купили ее за двадцать пять золотых, пятнадцать она уже вернула. И остальные вернет! Устроившись поудобнее, Дора принялась мечтать. Мысли ее вернулись к вечеринке, к песне, которую пел Греб. «Все равно я отсюда тебя заберу в светлый терем с балконом на море» – как она сразу не поняла, светлый терем с балконом на море может стоять только в Сэте. В единственном городе, в котором она согласилась бы жить, променяв кочевую жизнь на оседлую. Холмы Сэта, золотистые сосны Сэта, ласковые песчаные пляжи и голубое море Сэта. Легкие вина и добродушные жители Сэта… Есть ли на Секоне второе такое место? И вдруг острая боль сжала сердце – песня на этом не кончалась. Был там