отодвинуть границу еще на 5–6 миль к западу от Ленинграда.
Сталин повторил и свои требования в отношении российско-финской границы на Карельском перешейке. В обмен на финскую территорию Россия уступит участок территории в Восточной Карелии, в два раза превышающий по размерам теряемые Финляндией земли. «Мы просим 2700 квадратных километров, — сказал в заключение Сталин, — а взамен предлагаем вам 5500. Сделала бы что-нибудь подобное другая великая держава? Нет. Только мы такие глупые».
Встреча завершилась после принятия Паасикиви решения о возвращении в Хельсинки для консультаций со своим правительством. Русские снова встретились с финской делегацией в тот же вечер в 21.30 для передачи письменного меморандума со своими предложениями.
В ответ на эти требования Финляндия заявила, что не может подписать пакт о военной взаимопомощи ни с одной из стран, в том числе и с Россией. Кроме того, Паасикиви сообщил Сталину, что не уполномочен обсуждать подобные вопросы без консультаций со своим правительством.
Двумя днями позже состоялась еще одна встреча, на которой Паасикиви представил свои контрпредложения, но Сталина они не заинтересовали. Русские вновь настаивали на том, что российско- финская граница проходит слишком близко от Ленинграда и что она должна находиться на расстоянии 45 миль, а не 20, как сейчас.
— Предлагаемая вашим военным командованием граница совершенно невозможна из экономических соображений, — сказал Паасикиви.
Сталин ответил:
— Солдаты никогда не мыслят подобными категориями. Вход в Финский залив должен быть перекрыт с целью предотвращения проникновения в него любой страны. Именно поэтому различные острова и военные базы на Ханко включены в наши предложения.
Паасикиви спросил:
— Кто собирается нападать на Россию?
— Возможно, это будет Германия или Англия. Затем советский лидер упомянул пакт о ненападении. — Сейчас мы находимся в хороших отношениях с Германией, но в этом мире все может измениться.
Финны вторично отправились в Москву, прибыв туда 23 октября; на этот раз в состав делегации был включен Вяйнё Таннер, вскоре ставший министром иностранных дел. В Кремле повторилось примерно то же самое, что и раньше. О размещении советской военной базы на Ханко не могло быть и речи, ибо это противоречило политике нейтралитета Финляндии. Участники переговоров также заявили официальный протест о нарушении советскими военными самолетами воздушного пространства своей страны, но Сталин и Молотов оставили это без внимания. По прошествии двух часов не давшая никаких результатов встреча закончилась. Позднее Таннер в своих мемуарах вспоминал эту сцену. Молотов выглядел осунувшимся и был встревожен и удивлен смелостью финнов.
— Вы пытаетесь спровоцировать конфликт? — спросил он Паасикиви.
— Мы не хотим его, но вы, похоже, стремитесь именно к этому, — ответил пожилой дипломат.
Таннер вспоминает, как Сталин улыбался одними губами, но глаза его оставались серьезными. Вести подобную игру было нелегко.
Участники переговоров поехали в представительство Финляндии, рассчитывая на следующий день вернуться в Финляндию. Тем же вечером звонок секретаря Молотова вызвал участников переговоров на новую встречу в Кремль к 10.30. Опять пришлось видеть пепельно-серые лица русских, которые находились на работе день и ночь, но обычно работали с полной отдачей в предрассветные часы и редко видели солнце и дневной свет.
— Вот наш ультиматум, — заявил Таннер.
Сталин и Молотов возобновили дискуссию так, словно она и не прекращалась.
— Относительно наших сил на Ханко: мы можем сократить их до 4 тысяч человек, — сказал Молотов.
— Но мы не можем изменить границу на Карельском перешейке, — парировал Паасикиви. — Тем не менее мы передадим данные вопросы на рассмотрение нашему правительству.
Паасикиви и Таннер вернулись в представительство Финляндии для составления телеграммы в Хельсинки с просьбой о дальнейших инструкциях.
Когда второе обсуждение закончилось без всяких перспектив на достижение согласия, Паасикиви заметил своему коллеге: «Какая польза от нейтралитета и скандинавской ориентации? Наше географическое положение связывает нас с Россией. Сейчас мы должны выбирать между войной, которая может превратить Финляндию в большевистское государство, или смириться с жизнью внутри советской сферы влияния, что, возможно, позволит сохранить нашу независимость, как это уже было в XIX веке».
Со своей стороны, Таннер обратился с письмом к премьер-министру Швеции П. А. Ханссону, который был его старым другом и, как и он, членом социал-демократической партии. В письме он просил Ханссона твердо решить, сможет ли Финляндия рассчитывать на военную помощь Стокгольма. Он отмечал, что Ханко является камнем преткновения, но о компромиссе не может быть и речи; в концессии должно быть отказано. Ответ Ханссона не заставил себя ждать: «В своих расчетах вам не следует надеяться на шведскую интервенцию, ибо она приведет к расколу кабинета министров. Лично я хотел бы сделать намного больше, но мне приходится иметь дело с народом, который крайне щепетильно относится к сохранению мира».
Тем временем русские теряли терпение. Они считали, что проявили должное уважение к национальной гордости финнов, но вскоре придет время прибегнуть к военным действиям. В конце октября, когда финская делегация готовилась к своей третьей, и последней, поездке в Москву, Молотов в своем выступлении перед Верховным Советом сообщил о полном наборе требований России; его речь публиковалась в прессе по всему миру. «От кого Финляндия надеется получить помощь? — спросил депутат от Ленинграда. — У Польши тоже была гарантия».
Компромисс для России без потери престижа стал невозможен, и финны всерьез подумывали об отмене поездки. Тщательно все взвесив, они решили продолжать в надежде найти приемлемое решение.
Как и ожидалось, состоявшаяся 3 ноября встреча закончилась ничем, и, когда ее участники расходились, Молотов сказал:
— Мы, гражданские, похоже, больше ничего не можем сделать. Теперь все зависит от военных. Пришла их очередь сказать свое слово.
На следующий день членов финской делегации телефонным звонком вызвали в Кремль к 18.00. На встрече Сталин заявил:
— Советское правительство — единственное правительство, способное терпеть независимую Финляндию. Ни царское правительство, ни правительство Керенского не стало бы ее терпеть. Но советское правительство требует, чтобы границы государства были защищены. По этой причине проблема Финского залива является важной. Советское правительство не откажется от мысли о Ханко.
— С юридической точки зрения Финляндия может считать Ханко концессией, сдачей в аренду, обменом… как ей будет угодно, — добавил Молотов.
— Боюсь, мы не сможем отказаться от Ханко ни при каких обстоятельствах, — заявил Паасикиви.
Вскоре финны были удивлены, услышав от русских новые требования в отношении ряда островов в заливе к востоку от Ханко. Указав на карте несколько островов, Сталин спросил:
— Они вам нужны?
Опешивший Паасикиви ответил:
— Это совершенно новая проблема, и нам потребуются инструкции из Хельсинки.
Дискуссия продолжалась еще какое-то время. По ее окончании финны заявили:
— В своих предложениях мы пошли настолько далеко, насколько могли. Когда на карту поставлены основополагающие принципы, мы знаем, каким курсом нам двигаться[9].
Тем не менее встреча закончилась вполне дружелюбно. Сталин воскликнул: «Всего хорошего», а Молотов произнес: «Au revoir»[10].
Финны задержались в российской столице до 13 ноября и затем вернулись домой. Их встречали в атмосфере небывалого оптимизма и уверенности в том, что, пока переговоры продолжаются, существующие между двумя странами проблемы могут быть решены. Покинувшие из опасений Хельсинки жители стали
