месяцев спустя, в Нью-Йорке, я рассказал друзьям, как воспринял этот проигрыш. Николетта не выдержала: «Может, вы и не расстроились, но в течение восьми часов, пока мы не сели в самолет в Лос-Анджелесе, не вымолвили ни единого слова».
Может, я и был расстроен, но оправился от этого поражения быстрее, чем от «Концерта трех теноров». Почему-то я никак не мог прийти в себя: просыпался по утрам все с тем же беспокойством, и что бы ни делал, куда бы ни ехал, какую бы музыку ни исполнял, меня не оставляло какое-то тревожное чувство. Тогда из Лос-Анджелеса я отправился в свой ежегодный отпуск в Пезаро. Но даже много дней спустя, ничего не делая, просто сидя на террасе, глядя на море, лежа в гамаке или обедая с семьей, я продолжал испытывать тревогу — как это было на протяжении всего года перед Лос-Анджелесом. Только через две недели это чувство тревоги отпустило меня.
Концерт был успешным с любой точки зрения. Даже критики, которые относятся весьма скептически к таким крупномасштабным и дорогостоящим представлениям, снизошли до комплиментов. Газеты писали об огромных суммах, которые получил каждый из нас за один вечер. Да, это так. Но если все думают, что это слишком много за один вечер работы, мне хотелось бы привести слова Пикассо. Когда его критиковали за то, что он берет так много за рисунок, затратив на него всего три минуты, он отвечал: «Извините, не три минуты, а тридцать лет и три минуты».
Нас часто спрашивают: будет ли еще повторен «Концерт трех теноров». Я — за. Выступление в Лос- Анджелесе показало, что я напрасно беспокоился, когда думал, что у нас может выйти хуже, чем в Термах Каракаллы. Если два миллиарда зрителей наслаждаются, когда мы поем вместе, а мы трое наслаждаемся, когда выступаем вместе, то почему бы не попробовать сделать это еще раз?
Глава 5: ФИЛАДЕЛЬФИЙСКИЙ КОНКУРС ВОКАЛИСТОВ
К концу 1970-х годов как оперный певец я достиг такого успеха, о котором и не мечтал: пел во всех крупных оперных театрах мира, исполнил многие оперные партии. Правда, не все — еще оставалось немало других. Участвуя в телевизионных концертах, я стал известен не только любителям оперы. Мои записи хорошо продавались. И я уже мог сказать себе, что действительно чего-то добился. Но что с этим делать?
Этот вопрос мучил меня. Пока есть голос, можно продолжать петь в опере, делать записи, давать концерты. И делать все с большим желанием, потому что я люблю это. Хотя у меня не было намерения отказываться от этого, все же хотелось попытаться сделать что-то большее, что-нибудь такое, что могло бы помочь начинающим певцам.
Все чаще приходила мысль о проведении вокального конкурса. Я никогда не забывал, какое значение для меня имела победа на конкурсе в Реджо-нель-Эмилия в 1961 году: она совершенно изменила мою жизнь. До конкурса я был просто начинающий певец, мечтавший об оперной карьере, но такой же далекий от нее, как и многие другие.
Была еще одна причина, почему мне нравилась идея о проведении вокального конкурса, — я люблю работать с молодежью. Как бы я ни был занят, всегда нахожу время для начинающих певцов, стараюсь их выслушать, помочь, дать совет. Летом, когда я отдыхаю в Пезаро, в мой дом часто приезжают люди, с которыми у меня немало дел. И они бывают недовольны, когда я прерываю нашу встречу, чтобы послушать начинающих певцов, когда те приходят, держа в руках ноты. Я просто обязан это делать. Но в то же время я отдавал себе отчет в том, что помочь молодым можно более организованно и более действенно регулярно проводимым конкурсом вокалистов.
Однажды в январе 1980 года ко мне в Нью-Йорк приехали из оперного театра в Филадельфии — Академии музыки — и предложили спеть на их сцене. Я ответил, что с радостью опять выступлю у них, но у меня есть кое-что получше: почему бы вместо моего выступления не организовать вокальный конкурс, а потом я спою в спектакле с победителями? Можно пригласить молодых певцов со всего мира, они будут состязаться передо мной и другими членами жюри. Затем, когда мы назовем лауреатов, я поставлю с ними оперу. И все это — под эгидой оперного театра Филадельфии. Гости очень удивились: они ожидали услышать от меня не это. Но после обсуждения приняли мое предложение.
Мне всегда нравилась Филадельфия. Хотя она находится недалеко от Нью-Йорка, но это совсем другой, непохожий на него город (это как Модена отличается от Милана). У меня много знакомых в Филадельфийском оперном театре, и мы с ними в добрых отношениях. В здании городской оперы — Академии музыки — замечательная акустика, а это немаловажно для начинающих певцов: на прослушиваниях они изо всех сил стараются прозвучать как можно лучше. У них достаточно поводов для тревоги и без плохой акустики. В Филадельфии много любителей оперы. Кроме того, с городом хорошее сообщение.
Когда филадельфийцы согласились, я был счастлив. А потом стал думать: «Что же я затеял?..»
Чудесная женщина Джейн Грэй Немет, работавшая с генеральным директором Филадельфийской оперы Маргарет Эверитт, согласилась стать директором-распорядителем конкурса. Джейн хорошо относится к певцам, энергична и компетентна. Но, хорошо зная себя, я не мог передоверить ей все. Мне интересно в конкурсе все — с самого первого дня. И так всегда и во всем. Хотя мы с Джейн соглашались по основным вопросам, я часто доводил ее до отчаяния.
Терпеть не могу делать что-то наполовину. Для меня задумать конкурс и перепоручить все другим — значит сделать дело наполовину. Вероятно, потому меня и обвиняют в том, что я пытаюсь все взять под свой контроль. Но я принимаю близко к сердцу то, что делаю, особенно судьбу молодых талантов, которые хотят пробиться в нашем непростом мире, и не могу оставаться в стороне только потому, что и без меня есть прекрасные специалисты.
У меня было свое твердое мнение насчет условий конкурса: кто может принять в нем участие, как подавать документы, какую программу исполнять. Вникал я даже в мелкие детали: эмблема конкурса, цвет бланка для заявления и так далее. Мне хотелось знать, какие будут афиши, как будут выглядеть рекламные объявления. Обсуждать всякие мелочи было бы просто, живи я в Филадельфии, но я находился то в Японии, то в Мадриде. Потому Джейн из Филадельфии было трудно держать меня в курсе всего, она прилагала большие усилия для того, чтобы на таких расстояниях я мог «совать нос» во все дела. Я убедил присоединиться к нашему делу своего старого друга маэстро Антонио Тонини, чтобы использовать его большой опыт. Несколько лет он был моим педагогом-репетитором, и я очень дорожу его мнением. Я был очень рад, когда он согласился работать с нами. Он должен был помогать нам в поисках кандидатов на участие в конкурсе и летать по всему свету, чтобы послушать новые голоса в то время, когда я буду занят.
Наконец 19 апреля 1980 года мы все собрались в отеле «Барклай» в Филадельфии, где в связи с объявленным конкурсом Антонио провел пресс-конференцию. Журналистам объяснили цель проведения конкурса вокалистов, подчеркнув при этом необходимость самой полной информации, чтобы как можно больше певцов узнали о нем. Мы сообщили, что прослушивания состоятся не только в Филадельфии, но будут проходить по всему миру — для любого певца, кто захочет принять участие в конкурсе.
Мы рассказали об усилиях, которые нам придется приложить, чтобы найти подающих надежды певцов, о создании консультативной комиссии из выдающихся музыкантов разных стран. Еще раньше им были направлены письма с просьбой рекомендовать молодых певцов, которые, по их мнению, могут участвовать в конкурсе. Объявления о предстоящем состязании были разосланы в музыкальные учебные заведения и небольшие оперные труппы. То есть мы сделали все, чтобы быть уверенными: любой певец, мечтающий об оперной карьере, узнает о нашем конкурсе.
Реклама привлекла внимание прессы. Некоторые журналисты даже спрашивали, не означает ли мое участие в организации конкурса, что я прекращаю свою оперную карьеру. Когда я заверил их, что пока не собираюсь делать этого, они были удивлены: с чего бы это певец в расцвете сил берется за проект, отнимающий столько времени? Много ли я заработаю на этом? Но еще больше они удивились, узнав, что я не получу за это ни пенса. Может быть, поэтому пресса и стала писать о нас много и восторженно: тенор, работающий бесплатно! Это что-то новенькое…
