другим певцам, согласившимся выступить у меня в Модене. Менеджер Рэя Чарлза ответил, что они подумают. (Но ничего не получилось.)
Иногда у нас в доме одновременно собирается много людей. За одним столом обсуждают конное шоу. За другим сидят те, кто занят организацией концерта. За третьим — сотрудники фирмы «Декка Рекордз», обсуждающие новые записи. Из Анконы приезжает Леоне Маджиера поработать со мной над партией в «Паяцах». И конечно, Билл, который терпеливо ожидает, когда же мы сядем и займемся этой книгой.
Адуа спрашивает меня: «Как можно вообще что-нибудь сделать, когда одновременно разговаривают столько людей?» Она считает, что я не умею правильно сосредоточить свое внимание. Возможно, это и так, зато я подчас принимаю решения быстрее, чем другие. Поэтому, пока одни сидят и спорят в одном углу, я могу подойти к другой группе. Подойдя, я высказываю свои соображения по поводу обсуждаемой ими проблемы, затем иду к следующему столу, давая первой группе время обсудить мое предложение. Когда я возвращаюсь к ним, то они уже готовы высказаться насчет предложенного мною и решить, что годится, а что нет. Так все и идет по кругу.
Обходя все эти группки, я слежу, чтобы на столах было все необходимое, если им захочется пить: кофе, вино… В жару почти все пьют минеральную воду. Адуа рассказала мне, что случается, что за один день выпивают до ста литровых бутылок. Большинство из тех, кто приезжает ко мне в Пезаро на такие встречи, люди занятые: у них очень напряженная жизнь, поэтому они часто носят с собой сотовые телефоны. У них не всегда есть время, чтобы выглянуть в окно и насладиться прекрасным видом или ждать, когда я подойду к их столу. Если они уже обсудили мое предложение, то, не дожидаясь меня, начинают названивать по своим телефонам, решая собственные дела. Чтобы не мешать своим соседям по столику, они идут на террасу. Однажды я насчитал сразу пять человек, одновременно расхаживающих по террасе и беседующих по телефону. Они были настолько поглощены разговорами, что могли налететь друг на друга. Нет, все обошлось.
Я люблю такого рода шумные собрания и мне приятно думать, что и я трачу время в Пезаро не совсем зря. Но иногда этих дел бывает столько, что слово «каникулы» теряет свой смысл. Моя секретарша Лариса — очень хорошая массажистка. Она должна ежедневно массировать мне ноги, состояние которых постепенно улучшается, и очень расстраивается, когда у меня подолгу не бывает возможности сделать перерыв для этой процедуры. Тогда они с Биллом устраивают очередной заговор, чтобы отвлечь меня от других людей и заставить сделать то, что нужно. Иногда от всех этих обсуждений голова идет кругом. Тогда я выхожу пройтись по террасе или по саду, чтобы проветриться.
Несмотря на все эти многочисленные визиты и обсуждения различных проблем, я не забываю, что главная моя задача в Пезаро — полностью расслабиться и набраться сил для следующего сезона. Но летом 1994 года отдохнуть мне было нелегко: я все еще не отошел от напряжения и волнения, вызванных «Концертом трех теноров» в Лос-Анджелесе. Это трудно объяснить — ведь концерт прошел прекрасно. Он был замечательно организован, не возникало, как это обычно бывает, в последнюю минуту никаких проблем (разве только мелочи). Мы пребывали в радостном, приподнятом настроении. И зрители это, конечно, почувствовали. Откровенно говоря, концерт прошел гораздо лучше, чем я ожидал.
После Лос-Анджелеса прошло уже три недели, а я все никак не мог прийти в себя. Почему я не мог расслабиться? Наверное, сказывалась инерция. Когда целый год работаешь в страшном напряжении, нелегко сразу переключиться на отдых. По крайней мере, у меня это получается плохо…
Казалось бы, такое фантастическое событие — выступать перед самой большой аудиторией за всю историю: больше миллиарда зрителей смотрели прямую трансляцию концерта! Я тоже считаю, что это фантастика: ведь такое трудно даже представить — целый миллиард зрителей! Если же перед такой огромной аудиторией ты выступишь недостаточно хорошо, то и свидетелями твоего провала станут гораздо больше людей. Одно дело прочесть в газете или узнать от кого-то, что в такой-то вечер Паваротти плохо выступил в «Ла Скала». И совсем другое — самому в этот вечер быть в театре и видеть все своими глазами. Когда из Лос-Анджелеса транслировали «Концерт трех теноров», то масса людей на земле могла видеть твой успех или провал. Вот ведь как получается — мечтаешь об огромной аудитории, а когда доходит до дела, то хочется просто спеть в церкви в Модене.
Для оперного певца каждое выступление — это как схватка тореадора с быком. Высокие ноты — это те же разъяренные быки, которые появляются пред тобой и которых ты должен одолеть. Кому понравится быть обреченным на заклание перед миллиардом зрителей? Когда концерт окончился, мы все были счастливы и испытали чувство огромного облегчения оттого, что все прошло хорошо. Тем не менее, несколько первых недель в Пезаро я продолжал мысленно представлять себе огромную толпу зрителей и подступающих ко мне быков. Я одолел этих быков, но еще долго пребывал в шоке.
Но чаще всего по утрам у нас в доме не бывает больших сборищ: только семья и несколько человек гостей. В один из таких августовских дней около полудня меня приехал навестить мой приятель из Пезаро Чезаре Кастальяни верхом на своей Веспе. Чезаре — человек замечательный. Ему уже за семьдесят, он всегда приветлив, полон юмора и джентльмен до кончиков ногтей — не столько по воспитанию, сколько от природы. Когда один мой знакомый из Нью-Йорка восхитился, сказав, какой приятный человек Чезаре, я ответил: «Он из другого измерения».
В тот день мы с Чезаре много говорили о коррупции в нашей стране, которая процветает и в сфере бизнеса, и в правительстве. Тем летом в Италии все обсуждали эту тему: разоблачений и скандалов было больше, чем обычно, и газеты каждый день сообщали о все новых фактах коррупции.
Чезаре считал, что коррупцию провоцирует само правительство: оно так много требует от своих граждан в виде всяких ограничений и налогов, что бизнесмены вынуждены искать обходные пути для получения прибыли. Я уверял Чезаре, что причина не в этом, а в особенностях итальянского характера: мы любим хитрить. Нам не нравится делать все честно и прямо, а всегда хочется найти окольные пути. Именно это, утверждал я, и приводит к коррупции. Не потому, что мы такие нечестные, а просто нам всегда хочется перехитрить другого. Чезаре со мной не соглашался и продолжал настаивать, что во всем виновато правительство. Так мы и спорили. Если шесть итальянцев соберутся вместе, то будет шесть разных мнений. Ни я, ни Чезаре не изменили своего мнения, но никто из нас не обиделся.
Но вот уж когда я действительно рассердился на него, так это когда он сказал, что не может остаться на обед. Я стал возмущаться, говоря, что он пенсионер, вдовец, что дома его не ждет жена, что у него масса свободного времени… Но Чезаре отказывался, ссылаясь на дела. Потом сел на свою Веспу и спустился с нашей горы.
Был уже полдень, и я стал подумывать об обеде, пошел и сел за стол. Обычно мы обедали на крытой веранде, расположенной с одной стороны дома, но если принимали гостей, то переносили стол к краю террасы: отсюда открывается изумительный вид на море. Нам так это понравилось, что мы решили не уносить обеденный стол с террасы. От кухни недалеко, и теперь мы постоянно едим здесь. Стол стоит у самых металлических перил. За ними круто вниз обрывается склон горы, а вдали под ней раскинулся пляж.
С нового места, куда мы передвинули стол, очень хорошо видны море и зеленые горы на севере. Хотя стол затеняют кроны деревьев, мы ставим несколько раздвижных зонтов вокруг него, чтобы защититься от солнца: никому не хочется в такую жару обедать на солнцепеке. Зная, что в ближайшие полчаса Анна не станет накрывать на стол, я посидел немного один и стал звонить по телефону.
Должен сказать, что очень я люблю телефон. В Нью-Йорке, когда слишком холодно, чтобы выходить на улицу, или я настолько занят очередной оперной постановкой, что нет времени для встреч с друзьями, я могу связаться с ними по телефону в любой части света. В Пезаро у меня две линии: сотовый телефон и домашний. Мне нравится, что я могу позвонить по любому из них и поговорить со знакомым, где бы он ни находился.
И еще люблю, когда телефон звонит. В нашем доме в Пезаро обычно находится человек пятнадцать: мое семейство, помощники Анны, секретари. Но если звонит телефон, то я хватаю трубку первым. Моя прежняя секретарша Джуди считала, что я делаю это потому, что люблю все контролировать. Это не так. Просто мне интересно, что происходит вокруг, что новенького дома: может быть, ко мне собирается приехать друг, от которого давно не было вестей, или кто-то уже приехал с добрыми новостями. У меня страсть к сюрпризам и ко всему неожиданному.
Но вот наконец на столе появились бутылки с водой и вином «ламбруско», хлебницы с нарезанным
