Кровать для троих

все никак не кончается. (Вешает шинель на вешалку, а обойму мимоходом сует на полку для щеток. После этого выпрямляется во весь рост, прижимает Адама к груди и страстно целует в губы. Поцелуй длится слишком долго, он должен шокировать зрителей, но при этом не выглядеть комично.)

Оба удобно устраиваются в кресла. Майор вытаскивает из кармана трубку.

Адам. Виски?

Бейли. Можно. Лучше всего пить, когда дождь идет.

Адам наливает гостю из одной бутылки, а себе из другой.

Как мне жаль девочек… Ты кого-нибудь подозреваешь?

Адам. Пока нет.

Бейли. А не заметил ли ты чего-нибудь, из чего следовало бы, что можно было ожидать такого исхода? Какие-то предчувствия, беспокойство, ну что-нибудь в этом роде?

Адам. Нет. Ничего похожего. За исключением одной странной вещи.

Бейли. Какой странной вещи?

Адам. В те времена, когда Лилит все еще была со мной, я время от времени в глубине души слышал, как моя жена причитает, словно кого-то оплакивает. Словно слезы ее через Божьи ладони текут. И пока она внутри меня взывала о помощи, я со страхом в ушах гадал, с кем же это и что могло случиться. Мне казалось, будто это Бог порезался и стонет, но стонет не из-за Себя Самого, а из-за других в Себе, ибо так оплакивают только мертвых или попавших в столь ужасную беду, которую даже трудно себе представить.

Ева (входя из боковой комнаты). Теперь ужасную беду представить уже нетрудно. Не правда ли, господин майор?

Бейли (встает, приветствуя ее). Примите мои глубочайшие соболезнования. Госпожа Ева, если я не ошибаюсь? Сестра несчастной матери и тетя бедных девочек?

Ева. Майор, вы прекрасно знаете, кто я такая. Вы даже сиськи мои видели, это было в тот далекий день в салоне мехов. Помните, когда вы покупали Лилит шубу… Что же вы стали таким забывчивым? Похоже, старые друзья пришли выразить соболезнования последними? Я уже задалась вопросом…

Бейли. Какие у вас могут быть вопросы, госпожа Ева? Имеет ли мое поведение какие-то особые причины? Я бы сказал, что имеет, но о том — потом. Предлагаю вернуться к рассказу Адама.

Все рассаживаются.

А откуда ты знал, что этот голос принадлежит именно твоей жене?

Адам. Что ж я, не знаю голоса своей жены?

Ева. Ты хотел сказать, своей бывшей жены.

Бейли. Значит, говоришь, как бы оплакивала… А ты не мог понять кого? Может быть, она оплакивала тебя?

Адам. Меня? Так я же не покончил с собой, чтобы меня оплакивать. Правда, не стану скрывать, подумывал об этом.

Бейли (словно обрадовавшись). А значит, ты думал о том, чтобы покончить с собой?

Адам. Мысль не конь, ее не обуздаешь. Она в сердце сидит, словно черный буйвол. Но кто, скажи, об этом не думает? Все думают — от кита до скорпиона. Вот, спроси этих (показывает рукой в сторону зрительного зала). Пиф-паф — и готово!

Бейли. Да, пиф-паф!.. Скажите, а после этих оплакиваний не случалось ли чего-то особенного?

Адам. Чаще всего ничего… А иногда начинался дождь.

Бейли. Дождь?

Адам. Дождь… когда он с небес на землю льется, в нем нет ничего особенного — вода и вода. Но на растения, на древеса различно действует: что размягчает, а что скрепляет, что сладит, а что загорчает, Цветом богатит, запахом и ароматом цветы и травы наделяет, убеляет, зеленит, желтит, краснит, чернит, подсиняет и узорами расписывает. Яблочко подслащает, а полынь горечью наполняет, а куда-то и кислинки подбавляет. Всему, что под землей, от живых к мертвым дар свой и привет вода передает…

Бейли. А сама-то твоя жена, как она вела себя в те периоды, когда у тебя происходили эти звуковые, если можно так выразиться, фата-морганы?

Ева. Она сама была в то время безумно влюблена.

Бейли. В кого?

Ева. Как «в кого»? В вас, господин майор, в вас. В том-то все и дело. Может быть, она оставила вас, а вовсе не мужа и детей. Упорхнула вместе со своим огромным наследством. Так что у вас был мотив, господин майор. Даже двойной мотив. Это называется месть из ревности и корыстолюбия! Потому что не следует забывать и о двух ее дочерях, богатых наследницах. Они были для вас препятствием на пути к ее деньгам. А может, вы о них и не забывали никогда, господин майор? Не вы ли их устранили? Как только вы купили ей шубу, она от вас ушла. И улизнула в этой шубе с кем-то третьим. Прямо в Киев. А вам так хотелось, чтобы она осталась с вами. Но золото не всем в руки дается. Вот вы и решили, как по приговору трибунала, — пиф-паф!

Бейли (хлопает в ладоши). Браво, госпожа Ева! (Вынимает из кармана яблоко и протягивает его Еве. Ева быстро кладет его в блюдо на столе.) Позвольте рассказать вам одну историю об этом яблоке. Бог сотворил вас, Ева, и Адама как одно существо. Чтобы оно не чувствовало себя одиноким, он расщепил вас на две части, но тогда еще не было разницы, кто из вас мужчина, а кто женщина, кто Адам, а кто Ева. Тут появился дьявол и соблазнил вас, предложив откусить от упомянутого яблока. Тот, кто откусил первым и сделал в яблоке выемку, стал женщиной, то есть вами, госпожа Ева, а тот, кто откусил от яблока потом и попробовал его семя, стал Адамом… А это, госпожа Ева, означает, что ваша старшая сестра Лилит, которая сделана не из той же глины, что и вы, стала женой Адаму и вам еще до яблока, то есть до того, как вас разделили, поэтому оплодотворили ее вы вдвоем. Ведь вы тогда были единым существом. Таким образом, не только Адам, но и вы, Ева, являетесь отцом дочерей Лилит. Задумайтесь над этим…

Ева молчит, пораженная.

Ева. Да ведь ты нечестивый!

Бейли. Ответь я «да», это означало бы, что нет. Вернемся, однако, к Адаму. Ты любил свою жену?

Ева. Нет. Он никогда никого не любил. Он этого не умеет. Когда Лилит его бросила и он остался один с двумя малышками на руках, знаете, что он сделал? Рявкнул: «Ё… ный потолок!» — и принялся чистить сапоги. Так дело было, а, Адам?

Адам (смущенно). Ну, не совсем так… Я сказал не «ё… ный потолок», а «ё… на дверь».

Бейли. Но ты испытывал страх, слушая эти стенания, или, как ты их называешь, оплакивания?

Ева. Да, он боялся, боялся. Ему и сейчас страшно. Он, даже когда спит, боится из сна нос высунуть, словно мышь, в норку забивается… А при этом в кармане у него лежит улика против