полковник Полуботка и генеральный судья Черныш преподнесли по две серебряных с позолотой чаши весом около двух с половиной килограммов, миргородский полковник – серебряную лохань в три килограмма весом. Прочие полковники решили пополнить своими подарками княжескую конюшню: миргородский полковник привел серо-пегий цуг в семь лошадей, сумский полковник – вороно-пегий цуг в шесть лошадей, гетман – цуг соловой масти в шесть лошадей.
Поездка по Украине не стоила князю ни копейки – продовольствием, напитками, а также фуражом его тоже снабжали гетман, полковники и разных рангов вельможи, чьи владения находились по пути следования. Мы не знаем численности свиты и челяди князя и его семьи, но какими бы ни были они многочисленными и прожорливыми, справиться со снедью, получаемой Меншиковым, они не могли. С 7 по 13 мая продовольственные и фуражные запасы Александра Даниловича пополнялись десять раз, причем столь обильно, что ими можно было удовлетворить аппетиты многих сотен людей. Чего здесь только не было. Вина венгерские, молдавские и крымские, мед и водка; различного рода деликатесы: осетрина свежая и соленая, оливки, соленые сливы. Особенно изобиловала княжеская кухня мясными припасами. За месяц с небольшим слуги Меншикова заприходовали свыше полутора сотен бычков, телят, яловиц и коров, более полутысячи овец, свыше трехсот гусей, сотни кур, тысячи яиц. А там и разного вида крупы, животное масло, пшеничная и ржаная мука, солод… Фураж доставляли возами.
Можно не сомневаться, что значительная часть коней и прочей живности переправлялась в вотчины князя. В первую очередь это относится к лошадям, их помимо цугов было подарено несколько десятков, а также к крупному рогатому скоту и овцам.[280]
На Украине Меншиков еще раз блеснул талантом организатора. Он закупил необходимое количество лошадей, мобилизовал множество рекрутов из однодворцев, пересмотрел списки гарнизонных полков, изъяв из них солдат, годных в полевую службу, привлек более тысячи дворянских недорослей для службы в коннице. В общей сложности Меншиков укомплектовал двадцать шесть полков, из которых четыре отправил в Ригу, десять – в Смоленск, а двенадцать оставил на границе с Польшей. Прибыв в Смоленск, он обнаружил там резервы, из которых сформировал еще два полка, и отослал их в Ригу.
Обо всем этом Меншиков сообщил царю в пространном донесении, отправленном по совету Макарова. Кабинет-секретарь писал Меншикову: «А о добром распорядке лутче, что и к самому его величеству изволите отписать, что будет, надеюся, приятно».
Меншиков, как всегда, показал товар лицом. Супругу он извещал письмом, отправленным из Пскова 29 августа: «Дорога, слава Богу, суха, только немногие есть мосты, верст на 30 плохи. Однако ж и они к вашему прибытию, с помощию Божиею, исправят».[281] Путь из Украины до Смоленска и от Смоленска до Риги он преодолевал хозяином, властно вторгавшимся в то, что требовало улучшения и более совершенной организации. Он исправлял дороги и мосты, составлял инструкции, проводил обучение рекрутов, инспектировал полки.
В Петербург Меншиков прибыл 12 сентября и сразу же был принят царем, которому семь часов (с пяти утра до двенадцати дня) докладывал об итогах своей полугодовой поездки.
Вот как описывает свой приезд в Петербург сам Меншиков в письме от 13 сентября: прибыл вчера, «пред полуднем. И понеже тогда его царское величество изволил быть на работах, а всемилостивейшая государыня царица в своем забавном доме, что супротив Летнего дому, того ради я в тот дом прямо приехал, а потом и его величество, уведав про мой приезд, тут же прибыть изволил, где от обоих их величеств принят зело милостиво, и изволила повелеть при столе их величеств быть.
После кушанья его величество изволил мне показывать швецкие взятые фрегаты, и с каждого фрегата во время нашей на них бытности стреляли ис пушек».[282]
Итак, князь на любом поприще, куда бы его ни бросал Петр, проявлял незаурядные способности организатора и безупречного исполнителя царских повелений. Такая распорядительность давала Петру основание выделять светлейшего среди своих сподвижников даже в те времена, когда отношения между ними стали иными, чем в первые полтора десятка лет их дружбы.
Но у царя была еще одна причина смотреть сквозь пальцы на казнокрадство светлейшего и ради больших заслуг прощать его «маленькие» слабости: честолюбие и алчность. Дело в том, что сам Петр в известной мере поощрял казнокрадство своего фаворита, точнее, долгие годы мирился с ним, как бы не замечая его.
Резиденция Петра в Преображенском, как и Летний дворец в Петербурге, ни по размерам, ни по внутреннему убранству не были пригодны для устройства приемов и проведения празднеств. Роль гостеприимного хозяина в свое время выполнял царский любимец Лефорт. Его обязанности перешли к Меншикову.
Дворец Меншикова, как в свое время дворец Лефорта в Москве, был одновременно и дворцом Петра. Знаменитая свадьба карликов, торжества по случаю бракосочетания царевны Анны Иоанновны, женитьба князя-папы Аникиты Зотова, пиры в викториальные дни и торжества по случаю спуска на воду кораблей и их закладки происходили во дворце губернатора Меншикова. Там же Петр отмечал и семейные праздники. Светлейший держал лучшую в столице кухню, огромное количество иностранных слуг, великолепный оркестр, роскошный выезд и пышно обставленные покои. Все в нем было самым модным – от парика до башмаков. А огромные дворцы в Петербурге, на Котлине-острове, в Ораниенбауме, являвшемся его летней резиденцией!
По престижным соображениям Петр требовал, чтобы дворец князя был обставлен с роскошью, подобающей его должности и положению. Рассказывают, что однажды царь, прибыв к князю, был неприятно удивлен дешевыми шпалерами на стенах. Меншиков объяснил, что он вынужден был содрать дорогие обои, чтобы расплатиться с начетами. Петр пригрозил: если к следующему его визиту все останется в таком же убогом виде, то светлейший понесет суровое наказание. Пришлось выполнять царскую волю.
Не скупился князь, когда раскошеливался на подарки. Преподнесенный Петру корабль в день именин в 1711 году не относился к самым дорогим. Годом раньше на именины царю Меншиков отвалил сто тысяч рублей. Поэтому слова Меншикова царю о том, что он тратил деньги «ради вашего интересу и для чести вашей на содержание дому», не лишены оснований.
Не помнить этого Петр не мог. В то же время сказанное не лишает Меншикова репутации казнокрада.
Как бы там ни было, но Петр не прерывает отношений с князем. Царь часто проводит время в обществе Меншикова: обсуждает вместе с ним планы застройки Петербурга, осматривает городские сооружения и укрепления Кронштадта, присутствует на заседании Военной коллегии, часто бывает у него в гостях и сам принимает его, часами ведет деловые разговоры. Часы досуга Петр тоже проводит с Меншиковым: присутствует на празднестве, устроенном им по случаю дня своего рождения, участвует в свадебных торжествах его племянницы, становится крестным отцом народившейся у Меншикова дочери. В канун 1720 года Петр и Меншиков – непременные участники всепьянейшего собора.[283]
Следы приятельских отношений между Петром и Меншиковым нетрудно обнаружить и в их переписке. Это не только традиционное обращение к Меншикову: «Мейн фринт», но и тон писем, оказываемые знаки внимания. В 1720 году Петр отправляет к Меншикову на Украину пасхальный подарок: «А вместо красного яйца посылаю к вашей милости книгу трудов моих „Морской регламент“, только что вышедший из печати». Известно, что завершение работы над этим регламентом доставило Петру особую радость и гордость.
Петр иногда делился с князем новостями, причем светлейший допускал по-прежнему в ответах известную фамильярность, точнее, переступал грани официальной сдержанности, характерной для ответов царю прочих корреспондентов.
Царь сообщает Меншикову о десанте объединенного англошведского флота на безлюдный остров Нарген в 1720 году. Успех англичан и шведов был настолько ничтожным, что дал царю основание иронизировать по этому поводу. Десанту удалось сжечь баню и избу для работных людей. Меншиков в тон ему отвечал: «А в учиненных обидах сих обоих флотов на острове Наргене – в сожжении бани и избы – не извольте печалиться, но уступите добычу сию им на раздел, а именно баню шведскому, а избу английскому флотам».
И все же эта близость не шла в сравнение с той, какая была между Петром и Меншиковым до Полтавы. Теперь уже Петр не жаловался, как прежде, на «скуку» от «разлучения», не проявлял он и
