– Когда?
– В это лето… – слегка растерялся от княжеского напора Шуй.
– Ты же у хазар был? – Глаза Олега стали стальными.
Но купец не растерялся:
– Был. Я из греков к хазарам. – Тут Шуй понял, что насторожило князя, тоже усмехнулся. – Не лгу я, княже, был в это лето и в Константинополе, и в Итиле. Есть тому свидетели. И не лазутчик я, к тебе по своей воле пришел.
– Почему? – снова вперился в него Олег.
Шуй слегка повел плечом:
– Сильный ты, все говорят. Только…
– Что? Ну, не молчи, худо будет!
Купец поднял голову, понимая, что или победителем отсюда выйдет, или вообще не выйдет:
– Аскольд по всей земле походами ходил. При нем воинская слава была. И тебе надо…
– Зачем? – Олег снова сел, уж больно возвышался над маленьким Шуем. – Аскольду воинская слава надобна была, а мне государство. Я земли в единый кулак собрать должен.
Теперь уже Шуй задал этот вопрос:
– Зачем?
– Чтобы не били поодиночке. Если бы были вместе поляне да радимичи, вятичи да кривичи, словене да дреговичи, да все остальные, разве смогли бы что хазары с нами сделать?
Уже выходя, Шуй не удержался и поинтересовался:
– Княже, позволь спросить?
– Спрашивай, – разрешил Олег. Ему понравился этот любопытный, лезущий пусть и не в свое дело, но умный купец. Его надо использовать, как и Раголда, он многое знает и понимает. Хороший помощник будет.
– Слышал я, что ты дань платишь варягам?
– Плачу! – хохотнул князь. – И ты туда же? Плачу, потому как бегать за ними по всему Варяжскому морю недосуг, дружину сильную в Ладоге держать не с руки, а самому там сидеть тем более. Пусть лучше свое возьмут да не трогают ильменских и пути торговые. Вот и за хазарами бегать не с руки, но дань платить не стану и другим не дам. Пусть лучше мне платят.
– А может, лучше тоже заплатить?
– Нет! – отрезал князь. – Здесь время прошло! Да и сам сказал, хазары живут той данью. Не станем платить, и пропадут злодеи, а? – Махнул рукой: – Иди, недосуг мне, дел много. Из Киева не уходи, пока с Раголдом не встретишься.
Шуй шел из княжеского терема, крепко задумавшись, так, что даже налетел на какого-то варяга. Тот дорогу уступать не стал, сильно толкнул и ожидал ответного пинка, чтоб завязалась драка, но купец был настолько озадачен речами Олега, что молча отодвинулся в сторону и, обойдя дружинника, отправился дальше. Все равно ему несдобровать, если бы вслед не кинулся посыльный от князя, мол, забыл плату получить! Дружинник поглядел на маленького толстенького Шуя и теперь уже почтительно сам уступил ему дорогу, видать, этот пузатый бочонок на кривых ножках – княжий человек.
А княжий человек через четыре дня встретился с приплывшим в Киев Раголдом и до конца своей жизни стал лазутчиком князя Олега, прежде всего для связи с Итилем.
Глава 32
В Киеве текла обыденная жизнь, и ничто не говорило о возможном походе. Князь занимался хозяйством – затевал стройки, возводил новые амбары для хранения дани, укреплял крепостные стены, следил за расширением пашни, устройством новых медуш, сбором съестного, поступлением припасов от ближних данников. И все время наказывал своей дружине не задевать людей, решать все миром и по справедливости.
Ингорю были совсем не интересны заботы Олега, он привык к мысли, что удел князей – военные походы, что правитель должен завоевывать новые земли, бить врагов, а Олег хоть и ходит на соседей, но не бьет их, а только дань платить заставляет. Конечно, хитрость – это хорошо, наставник сначала все разведывает, вернее, не он, а его купцы. Вон Раголд сходит с товаром к соседям, посмотрит, князю расскажет, тот подходящий момент выберет, нагрянет, встанет с дружиной так, чтоб отрезано племя от своего капища оказалось, и по-доброму предлагает, чтоб дань ему платили, а не хазарам. Соседние племена очень долго не думают, хазары, они где, а Олег с дружиной варяжской тут стоит. Если и погибает в таких походах кто, так или по собственной дури, или по недоразумению.
Олег рад, что дружина цела, что очередных данников под себя взял, а Ингорю скучно, где же сеча, где звон мечей? В глубине души считает он наставника своего немного трусом. Хотя и крупный Олег, и на мечах бьется лихо, и силищи много, а воевать почему-то не хочет. И его, Ингоря, возле себя, как малое дите, держит. Сколько раз уж мечтал Ингорь, лежа без сна, что вот скоро уже повзрослеет, сам править станет, пойдет в поход на Византию, как Аскольд ходил… Вот еще чуть-чуть и скажет Олегу, что хватит, готов сам княжить… Но утром видит Олега, чувствует на себе его пронзительный взгляд, слышит разумные речи, понимает, что князь всегда прав, словно знает все наперед, и опускает глаза, бормочет: «Да, княже…»
На княжий двор с улицы донесся какой-то гомон. Ингорь тревожно вскинулся, но люди во дворе вели себя спокойно. На вопрос, что за шум, дружинник ответил полусонным голосом:
– На капище снова какого-то бога повезли…
Это возмущало Ингоря страшно. Как может князь свозить в Киев божков всех подвластных племен?! Зачем?
Однажды уже говорили о том, Олег объяснил, что ставит их всех вместе, чтоб видели, что все ровня.
– Какая ровня? Ты их завоевал, они тебе дань платят!
– Ингорь, у славян заведено почитать тех богов, на земле которых находишься.
– Ну и почитали бы себе. Зачем же в Киев на холм везти?! – не мог угомониться княжич. А старший князь терпеливо втолковывал, что мало людей завоевать, подчинить, надо еще и в своих союзников при том обратить. Для того и идолов свозят в общее капище, чтоб молились вместе, чтоб не чувствовали себя хуже других, чтоб видели, что их богов уважают. А раз богов чтят, не сбросили, не повергли, значит, и самих людей тоже.
– Пусть видят, что я считаюсь с их богами, уважаю их веру…
Вот и стояли на киевском холме привезенные с дальних капищ древние идолы. А про князя народ говорил, что он Верховный волхв, и верил в князя не меньше, чем в самих идолов.
Только одного не было на киевском капище – Чернобога. Навсегда запомнил Олег то, что рассказывали ему волхвы еще в Ново Граде, не трогал Чернигов, не пытался попасть к святилищу на Болдиной горе…
Олег напоминал, что молодому Ингорю Ярилой бы интересоваться не мешало. Княжич только плечом дергал, Ярило – бог любви и страсти человечьей и всего живого. Молодые в Ярилину ночь всегда жгли костры на пригорках и миловались, считалось, что в такую ночь все меж собой женихи и невесты, потому ласка не возбранялась. Славяне верили, что Ярила на зиму уходит, даже хоронили его – состарившегося, плешивого, а весной снова вернется. «И чего в том хорошего?» – спрашивал Ингорь. Старший князь хохотал:
– Девку себе найди на такую ночь по душе, тогда и узнаешь, что хорошего!
Олег даже попробовал свозить Ингоря к Ярилину святилищу на Ярыни, что у древлян. И день для того выбрал лучший – когда славили бога плодородия, бога всего живого, бога молодых. Туда со всех концов славянских земель собрались молодые парни и девушки поклониться. Где-то Ярилой наряжали парня, где-то молодую девицу, но всегда они сидели на белых конях и в белой одежде, украшенные ржаными колосьями, венками цветов…
Князя и особенно княжича, конечно, сразу заметили, и хотя на этом празднике все равны, на Ингоря стали заглядываться молодые девушки. Сначала он смущался такого внимания, хмурил брови и даже краснел, но всеобщее веселье и молодой задор вокруг сделали свое дело – княжич тоже заулыбался. Олег с удовольствием смотрел на сына, вот чего ему не хватает – молодого задора, блеска в глазах, румянца на щеках. Князь постарался держаться в стороне, чтобы не мешать Ингорю, тот, казалось, и забыл о нем. Все верно, так и нужно, когда празднуют бога любви, старшим не место.
