Мало того, невеста и свидетели ждали уже больше часа, а генерала все не было! Кто же так ведет себя на собственной свадьбе. Опаздывать может только юная невеста из-за обморока от переживаний или того, что не удается затянуть корсет, а жениху, да еще и в таком вот случае, когда дама откровенно старше…это уже неприлично.
Жозефина нервничала, она то садилась и пыталась о чем-то оживленно беседовать с подругой Терезой Тальен, отвечая или смеясь невпопад, то вскакивала, говоря, что ей душно, и подходила к окну. Присутствующие видели, что виконтесса попросту готова расплакаться! Было от чего: разыгрывая целомудренность, она дала отставку всем поклонникам, вернуть которых теперь будет очень нелегко, а Наполеон не пришел.
– Баррас, где он? Передумал, но так бы и сказал!
Директор набросал злую записку и отправил слугу разыскать незадачливого жениха. Его поведение граничило с неприличием. Какой бы ни была Жозефина, поступать так с женщиной непорядочно для любого мужчины. Если передумал жениться – просто сообщи об этом, но не заставляй ждать себя у нотариуса!
Тереза уже сочувствовала подруге, та сидела, кусая губы и раскрывая и захлопывая веер, больше не в силах поддерживать разговор, изображая веселье. Для себя Жозефина решила, что если Наполеон не появится через несколько минут, то больше не появится рядом с ней никогда, такого унижения она не потерпит! Полунищий полковник, все имущество которого состояло из сапог и сабли, посмел смеяться над ней?! Она будет на коленях умолять Барраса вернуть этого мерзавца на место, пусть изнашивает сапоги, купленные с помощью Терезы, где-нибудь подальше от Парижа.
Наконец, не выдержав, она встала и подошла к Баррасу:
– Баррас, убери его вон из Парижа…
Тот чуть улыбнулся:
– Конечно, дорогая, но только после того, как вы подпишете договор.
И кивнул в окно на Бонапарта, который в это время выскакивал из кареты у дверей мэрии.
– Или ты уже передумала?
В тот миг Жозефина, охваченная желанием мести, даже пожалела, что не ушла десять минут назад.
Наполеон не позволил ей сказать ни слова, бросился к невесте, целуя руки и умоляя простить, так как дела в армии задержали его, он извинялся и перед свидетелями. Тереза с трудом прятала насмешливую улыбку, хорош муж, который начинает с того, что опаздывает на свадьбу на два часа!
Напор Бонапарта увлек всех, горящие глаза, пылкие речи, заверения, что если она передумала, то ему незачем жить, мольбы простить… Жозефина поддалась на уговоры.
И вот наконец свершилось! У нотариуса Родриге они подписали брачный договор, который сразу можно было признать недействительным, потому что в нем было множество «неточностей», на который «добрый» нотариус попросту закрыл глаза. Например, Жозефина просто сбросила себе четыре года и стала вместо тридцатитрехлетней двадцатидевятилетней! Наполеон пошел навстречу и полтора года себе прибавил. Получилось, что они одногодки. Родриге сделал вид, что верит в молодость виконтессы Богарне, а также в то, что ее супруг, не имея никакого имущества, кроме сабли и мундира, способен обеспечить супруге в случае развода пенсион в 1500 франков ежемесячно. Никакого заклада ценностей в обеспечение такой щедрости, конечно, не было, как и приданого у невесты.
Но жених был влюблен без памяти, а невеста делала вид, что отвечает ему взаимностью. Оба страстно желали поскорей закончить бумажную волокиту, Наполеон, потому что переселялся в спальню с зеркалами, хотя там еще предстояло потеснить Фортюне, а Жозефина, потому что получала, наконец, статус замужней дамы и генеральши.
Но медовый месяц получился примечательно коротким, походная труба (или приказ Барраса?) звала генерала Бонапарта на границу с Италией, где он был назначен главнокомандующим армии вместо Шерера. Через пару дней после подписания брачного договора и коротенькой церемонии в мэрии счастливый и одновременно несчастный новобрачный отбыл к месту службы. Счастливым Наполеон был потому, что теперь имел полное право потеснить Фортюне на шелковом одеяле в зеркальной спальне, а несчастным, потому что пришлось расставаться со своей любовью.
Смягчала горе Бонапарта от расставания с его любовью только надежда, что она будет ждать возлюбленного, а еще уверенность, что совершит множество подвигов, чтобы принести свою славу к ногам обожаемой Жозефины. О, да, он обязательно станет великим и вырвет у нее крик восторга! Теперь смыслом жизни Наполеона стало добиться высших успехов, чтобы любимая жена могла им гордиться.
Однако для этого предстояло жить без Жозефины во время похода, что не могло не разрывать сердце несчастного влюбленного. Ежедневно в Париж летят письма, сумасшедшие письма сумасшедшего влюбленного. Генерал Бонапарт уступил место влюбленному Бонапарту, и только страстное желание добыть славу, чтобы возлюбленная могла им гордиться, заставляло Наполеона скакать в сторону своих войск, а не обратно в Париж.
«Каждый миг отдаляет меня от тебя, милый друг, и в каждый миг у меня остается все меньше сил выносить разлуку с тобой».
«Ах, в письме от 13–16 марта ты обращаешься ко мне на «вы». Сама ты «вы»! Ах, злая, как ты могла написать такое письмо! Как оно холодно! И потом, с 13-го до 16-го прошло четыре дня. Что же ты делала, раз не писала мужу?..
Ах, мой друг, твое «вы» и эти четыре дня заставляют меня сожалеть о своем старомодном неравнодушии. Горе тому, кто окажется этому причиной! Если я найду доказательства, пусть он испытывает те же муки и пытки, что пережил я! В самом аду нет таких мучений! Ни фурии, ни змеи – вы, вы! Ах, что будет через две недели?..
Душа моя в печали, сердце – в неволе, и мое воображение пугает меня… Ты любишь меня меньше…
Я не прошу у тебя ни вечной любви, ни верности, но только… правды, безграничной откровенности. День, когда ты мне скажешь «я разлюбила тебя», станет последним днем моей любви или последним днем моей жизни. Если сердце мое столь глупо, что способно любить безответно, я вырву его безжалостно…
P.S…Поцелуй своих детей, о которых ты ничего не говоришь! Еще бы! Это удлинило бы твои письма в два раза, и тогда утренние гости не имели бы удовольствия видеть тебя. О, женщина!!!»
Он писал сумасшедшие письма, полные любви и отчаяния. Любви, которая пылала в его сердце, и отчаяния оттого, что возлюбленной Жозефины не было рядом. Писал и требовал ответа как можно чаще. Но ежедневно просиживать за столом, выдумывая вздохи восторга, которого просто не было, Жозефина не могла. Она растягивала каждое ответное письмо, как могла, описывала дела всех и каждого знакомого, дел, которых, собственно, тоже не было.
До мужа ли ей было, если у нее такой забавный любовник? И в Париже достаточно весело, чтобы не вспоминать влюбленного генерала. Вот вернется, тогда посмотрим. И вообще, дело мужа, тем более генерала, воевать, а жены – развлекаться.
Бонапарт, видите, ли желает, чтобы она приехала в Италию! Нет, этот генерал точно безумец! Кому еще могло прийти в голову, чтобы красивая женщина тащилась за тридевять земель к мужу в военный лагерь?! Глупости, Жозефина вовсе не собиралась этого делать.
Правда, Наполеон оказался весьма настойчив, пришлось отговариваться то болезнью, то потом… беременностью. Мол, мне кажется, что я ношу твоего ребенка… Прошло время, пришлось сознаться, что только показалось, но недомогание мешает сделать лишний шаг…
При этом Жозефина чувствовала себя прекрасно и веселилась вовсю.
Труднее стало, когда в Париж приехал с победной реляцией от горячего генерала его адъютант Жюно и брат самого Наполеона Жозеф. Требование у Жюно было такое же: отправиться вместе с ним в Италии, где генерал Бонапарт ждет не дождется свою обожаемую супругу.
Жозефина, мысленно обругав этого Жюно дураком, даже вздохнула: вот навязался влюбленный осел на ее голову. Но тут же решила, что Бонапарт не осел, он кот в рваных сапогах.
Ей было некогда пререкаться с адъютантом, тем более тот не проявил к ней самой никакого интереса. Разве мог быть интересен красотке тот, кто не интересовался ею самой? Ничего удивительного, каков генерал, таков и адъютант!
Жозефина крутилась перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя со всех сторон, камеристка
