Директория план генерала Бонапарта по захвату Египта одобрила, но помогать что-то организовывать не стала. Вернее, Наполеону были предложены в помощь люди вроде Ипполита Шарля, с которыми он мог быть уверен, что корабли рассыплются, не доплыв до Александрии, а вместо продовольствия в трюмах окажутся лишь бумажки с обещаниями. Он занялся подготовкой операции сам и людей взял своих.
Одним из адъютантов стал Эжен Богарне, который поступил на службу к отчиму с великой радостью, снедаем жаждой покрыть свое имя такой же славой, как у Наполеона. Ну, пока, конечно, не столь яркой, но всему свое время.
Какой бы кукушкой ни была Жозефина, за сына она переживала и надеялась только на Наполеона. Бонапарту очень нравилось вот это материнское доверие, казалось, оно свидетельствует о любви Жозефины не только к сыну, но и к нему самому. Его обожаемая Жозефина доверяла ему самое дорогое – своего сына, конечно, это могло означать только одно: она любит своего мужа и ценит его как генерала.
Разве, ощущая такое доверие, можно не выиграть египетскую кампанию? Нет, он довершит то, что не успел сделать Великий Александр, и сложит к ногам любимой женщины несметные богатства Востока (она ведь, как любая слабая женщина, в чем недавно призналась, любит драгоценные безделушки, на которые воин и внимания не обратил бы) и сделает царицей мира. А еще поможет ее сыну стать великим полководцем.
А сама Жозефина обязательно родит сына от него, и счастью не будет предела!
Жозефина вдруг с ужасом вспомнила собственное обещание отправиться вместе с мужем в Египет! Тогда она была вынуждена обещать что угодно, только бы спасти жизнь обожаемому Ипполиту Шарлю, но теперь…
Вдруг этот национальный герой потребует выполнить обещание?! Наполеон вполне мог потребовать от жены такого же героизма, какой проявлял сам, и заставить ее отправиться не только в прекрасную Италию, но и в пески Египта! Что делать? Снова отговариваться болезнями или беременностью, как она делала, чтобы не ехать в Милан? Не поверит… Нет, конечно, намекнуть на беременность на всякий случай можно, мало ли что будет у них с Ипполитом Шарлем, когда муж уедет… Но Жозефина опасалась, что этого окажется мало. Вдруг Наполеону придет в голову приставить к ней в качестве наблюдателей на поздних сроках беременности кого-то из своих ненавистных родственниц. Нет уж, если она и забеременеет от Шарля, придется скрывать…
Но пока этого опасаться не стоило. А вот позаботиться, чтобы и ее не потащили за собой в Африку, стоило.
Как всегда, Жозефина обратилась к Баррасу:
– Ты должен мне помочь!
На сей раз директор был резок:
– Ничего я тебе не должен! Справляйся со своим героем сама, сколько я могу помогать?
– Баррас, запрети ему брать с собой женщин в поход.
Кабинет в Люксембургском дворце огласил хохот хозяина:
– Ты… ревнуешь… своего мужа?! Впервые такое слышу от малышки Жозефины!
– Я не ревную никого! Просто не хочу, чтобы он заставил меня отправиться следом!
Баррас стал серьезен:
– А что, есть такая угроза?
Жозефина мрачно кивнула:
– Да.
– Откажись.
– Но я сама обещала.
– Зачем?!
– В Италии, когда он чуть не убил Шарля.
– Пусть бы убил, невелика потеря. Но по поводу женщин ты права, никого с собой брать действительно не стоит, иначе это будет веселая прогулка, а не завоевание. Я подскажу Наполеону. И все! – Он предостерегающе поднял руку, потому что Жозефина явно намеревалась потребовать еще что-то.
Но ту жест не остановил.
– Издайте указ.
И снова Баррас с удовольствием хохотал:
– Как ты это представляешь? Директория приказывает, чтобы генерал Наполеон не смел брать с собой свою супругу и других женщин?
– Запретите брать женщин на борт корабля! К армии Наполеона это вообще не будет иметь отношения, флот ему не подчиняется. А без кораблей они никак не смогут доставить женщин в Египет.
Баррас в очередной раз поразился сообразительности Жозефины, которая явно обострялась, когда дело касалось денег или ее безопасности. Это была хорошая мысль, не прилагая никаких усилий, Директория вроде даже позаботится о боеготовности армии. Конечно, никаких запрещений издавать никто не будет, но несколько раз громко произнести это, чтобы узнал весь Париж, можно и нужно…
Но глаза директора лукаво блеснули:
– А что, если наш герой именно для супруги сделает исключение?
– Запретите остальным, себя я сумею отстоять.
Запрещать не пришлось, Наполеон опередил Директорию, сам запретив брать на борт женщин. Баррас злился: неужели Жозефина подбросила эту мысль и мужу? О, коварная!
Директор зря подозревал Жозефину в двойной игре, если таковая и была, то не в том.
Мадам Бонапарт занимали совсем другие заботы. Она решила, что до отъезда Наполеона в Египет они обязательно должны приобрести Мальмезон.
Бонапарт, которому было вовсе не до подобных покупок, за неимением не только времени, но и денег, долго упирался, однако ласковые уговоры жены действовали расслабляюще. Жозефина ворковала и ворковала, убеждая, что поместье продается недорого, его перестройка произойдет в то время, пока они сами будут в Египте, а когда вернутся, найдутся и деньги. Неужели Франция пожалеет средств, чтобы оплатить скромный дом для своего героя?
Она намеренно подчеркивала это «мы», словно и мысли не допускала, что может не выполнить своего обещания отправиться с ним в Египет. Наполеон возражал:
– Нет, Жозефина, я сам отдал приказ, чтобы на борт кораблей не брали женщин!
Жена закрывала ему рот вкусно пахнущей ладонью или поцелуем, который пах уже не так вкусно из-за совершенно испорченных зубов.
– Знаю, знаю, ты запретил. Но ты ведь можешь и передумать?
– Нет, нет! – старался быть твердым Наполеон. – Если я передумаю, что скажут обо мне мои же собственные солдаты? Ради женщины генерал отменяет свои приказы?
Жозефина разыгрывала обиду:
– Ты считаешь, что женщины этого не стоят? Или не стою я? Да, я самая бесталанная и несчастная женщина на всем свете!
– Нет, нет, что ты!
– Не жалей меня! Конечно, разве я, слабая, больная женщина, могу быть достойной такого героя, как ты?! Если ты хочешь развестись, так и скажи, я не буду тебе мешать…
Он чувствовал себя виноватым, он просил прощения, убеждая, что она достойна куда лучшего мужа, чем он, что она замечательная, лучшая из всех женщин, каких он только знал…
Следовал новый поток слез:
– А ты знал многих женщин? О, Наполеон, я так и знала, тебя влечет Египет только потому, что там восточные красавицы! Они умеют очаровывать мужчин, заманивать их в сети страсти… О, потому ты рвешься подальше от меня и не берешь с собой!
Ему бы припомнить Ипполита Шарля, но Наполеон вытирал слезы возлюбленной и уверял, что никаких женщин он не знал, и ему никто, кроме нее, не нужен!
– Правда?
Кто бы мог в тот миг сказать, что перед ним прожженная кокетка и опытная куртизанка, глаза
