показала рабыне, куда поставить жаровню с углями. По вечерам уже становилось прохладно, а Клеопатра даже за месяцы, проведенные в Риме, не привыкла к холодам.
Царица лишь благодарно кивнула, Хармиона единственная, кто всегда позаботится о ней.
– Посиди со мной.
– Клеопатра, пришел один из агентов, у него не слишком хорошие новости…
– Чтото с Цезарем?
– Нет, он из Города.
– Что?
– Это выслушивать нужно в таблиниуме без лишних ушей.
Клеопатра вздохнула, поднимаясь:
– Пойдем.
Снова бесшумно возникла рабыня, ловко подхватила жаровню и унесла.
В атриуме царицу действительно ждал неприметный человек, приветствовавший ее, согнувшись пополам. Лица не видно, только спина. Стало почемуто не по себе.
– Подними голову, я хочу видеть, с кем говорю.
Поднял, оказался какимто серым и невыразительным, но глаза не прятал, и то хорошо. А вот то, что сообщил, не понравилось царице совсем.
Несмотря на поздний вечер, она позвала Аммония и, убедившись, что их никто не подслушивает (Хармиона даже обиделась: «А я на что?!»), долго отдавала ему распоряжения. Советник кивал понимающе. Он не знал, для чего нужно царице то, что она приказывала, но привык подчиняться.
Сервилия проснулась привычно с первыми лучами солнца, но не потому что разбудили рабы или нужно кудато торопиться. Рабы в ее доме приучены двигаться бесшумно, и ни один из них разбудить хозяйку не рискнул бы. Разве в случае пожара, и то они предпочли бы сгореть заживо, чем быть безжалостно выпоротыми и распятыми изза гнева Сервилии. Римлянка не жалела своих рабов.
Она не раз презрительно отзывалась о Марке Крассе, который, как раз наоборот, весьма своих оберегал. Недаром у римлян была поговорка, что лучше быть рабом у Красса, чем свободным в Риме. Красс твердил, что рачительный хозяин должен заботиться о своих рабах и хорошо их кормить, только тогда они будут хорошо работать. Мол, любую вещь нужно беречь. Правда, это не помешало великому Крассу жесточайше расправиться с чужими восставшими рабами во главе со Спартаком.
Однажды Красс раздраженно бросил Сервилии:
– Вот именно от таких, как ты, и бегут!
Матрона в ответ усмехнулась:
– Пусть бегут, чтобы их наказать, есть Красс.
Цезарь потом выговорил Сервилии, что зря та спорит с триумвиром, если Красс рассердится всерьез, то не станет вмешивать в это дело ни сенат, ни кого другого, просто выкупит все долги Сервилии и предъявит к уплате. Это Марк Красс мог… Богаче него в Риме никого не было! Сервилия и сама понимала, что зря затеяла перепалку с самым богатым человеком Рима, никакие рабы того не стоили, но заискивать не стала, надеясь, что Цезарь сумеет вовремя повлиять на своего другатриумвира и не даст любовницу в обиду. А потом Красса убили в Парфии…
Но на сей раз Сервилии не давал спать не гнев Марка Красса, а тяжелые мысли. Хотя она больше не размышляла, Сервилия сделала свой выбор, и выбор этот был не в пользу Цезаря.
Сначала сообщили, что ктото все же скупает долговые расписки Марка Брута. Сервилия прекрасно знала, что сын, как и другие, постоянно делает займы, чтобы не тратить основные средства семьи. Так поступали все, тот же Цезарь влезал просто в немыслимые долги, чтобы устроить роскошные праздники для римлян, настолько большие, что кредиторы даже воспротивились его отъезду из Рима! Тогда Гая Юлия выручил именно Красс, поручившись за должника. Конечно, Цезарь вернул все с лихвой и немало помог приятелю в его политической карьере, примирив, казалось, непримиримых Красса и Помпея.
Так что никакой беды в долговых расписках Марка Брута Сервилия не видела. Это не опасно, находись они в разных руках. Кредиторы не столько глупы, чтобы предъявлять их все сразу, это означало бы банкротство должника и невозможность выплаты им большинства долгов. Лучше чуть подождать и получить сполна в свою очередь. Опасно, если все расписки в одних руках и человеку неважен возврат этих денег.
Сервилии не составило особого труда узнать, кто именно намерен разорить ее сына. Получив вчера подтверждение, она заскрежетала зубами. Проклятая египтянка! Почему бы ей не утонуть вместе со своим ублюдком во время плавания?! Откуда она только взялась?!
Сервилия уже перестала злиться на египетскую царицу изза Цезаря, вернее, заставила себя об этом не думать. Просто однажды заметила морщинку, появившуюся изза нахмуренного лба, и поняла, что либо примет все, как есть, либо потеряет не только Цезаря, но и собственную красоту.
Но теперь Клеопатра покусилась на ее сына! То, что царице известно о заговоре, Сервилии в голову не приходило.
Сервилия и без Клеопатры чувствовала, что теряет Марка. После самоубийства Катона Брут точно сошел с ума! Мать знала, что он давно неравнодушен к двоюродной сестре – дочери Катона Порции. Ей самой племянница не нравилась никогда: воспитанная вполне в духе своего отца, своей суровой добродетелью Порция словно постоянно укоряла саму Сервилию и ее дочерей, склонных к кокетству и использованию мужчин в личных целях. Это было не так уж важно, пока был жив супруг Порции Бибул, но ныне она вдова.
Катон никогда бы не выдал свою дочь за сына сестры, в этом Сервилия с непреклонным противником Цезаря была совершенно согласна. Но когда Катона не стало, а Порция овдовела, у Марка Брута родилась бредовая идея развестись с собственной женой Клавдией Пульхрой, ничем не заслужившей развода, и жениться на Порции! Услышав об этом, Сервилия долго хватала воздух ртом, не в силах даже закричать от возмущения.
Когда, наконец, пришла в себя, на сына полился такой поток возмущения, какого не ожидал даже готовый ко всему Марк! Она кричала, угрожала, рыдала, пыталась объяснить, что женитьба на Порции равносильна политическому самоубийству, что даже она, Сервилия, не сможет спасти его от гнева Цезаря. В конце концов, стыдила за непорядочность по отношению к Клавдии, хотя судьба самой невестки ее не интересовала совсем. Больше того, у Сервилии была мысль подбросить Марку мысль о таком разводе, теперь Клавдия не в силе и такая супруга не принесет особых дивидендов. Он мог бы развестись и жениться вновь, но не на Порции же!
Никакие уговоры, истерики и угрозы матери не заставили Брута отступить от своего намерения, сын стоял на своем. А чтобы мать немного успокоилась, уехал в провинцию, в Тускул. Но Сервилия так просто не сдалась, она отправилась следом! Теперь ее атаке подверглась Порция. Тридцатилетняя женщина, которая уже вряд ли могла родить Сервилии внука, не собиралась отказываться от Марка. Их свадьба все же состоялась в августе 45 года, принеся Сервилии много горя.
Обрадовало ее только то, что Цезарь словно и не заметил женитьбы Брута на дочери своего главного врага. Или сделал вид, что не заметил? Сервилия ни в чем не была уверена, потому что больше не видела Цезаря в своей спальне. Не видела потому, что тот уже который месяц находился сначала в Испании, где, хотя и с трудом, но разбил сыновей Помпея, сломив последнее сопротивление себе, а потом в Цизальпийской Галлии, куда для чегото вызвал и Марка (как оказалось, просто похвалить за его службу в этой провинции!), а потом и вовсе отправился в свое имение в Лавик, словно в Риме не было дел!
Сервилия чувствовала, что для нее настают черные дни. Цезарь был весьма щедр, когда разрешил ей скупить собственность поверженного Помпея просто за гроши, но матрона сразу поняла, что это последний подарок любовника. Не это беспокоило Сервилию, она уже привыкла к мысли, что Гай Юлий все же встретил женщину, в которой было то, чего не хватало ей самой. У Клеопатры были безвозвратно ушедшая от Сервилии молодость и такие деньги, какие и не снились прежней любовнице диктатора. И хотя Цезаря никогда не тяготила необходимость постоянно одаривать любовницу и помогать ей пополнять состояние, все же женщина, уже имеющая богатство, при прочих равных условиях была предпочтительней.
Сервилия лгала сама себе. Приложив немало усилий, она поняла, чем привлекла египетская царица Цезаря. Не своим богатством, не молодостью (у скольких молодых богатых красавиц он побывал в постели за свою жизнь!), Клеопатра неистово любила жизнь и власть, то, что любил и сам Цезарь. Она не боялась
