Много о чем узнала девочка, много что увидела. Конечно, царь не ради развлечения плыл до самых Фив, ему нужно было пообщаться со жрецами, даровать им новые льготы и получить взамен заверения о поддержке. Но Птолемей постарался, чтобы и дочери во время поездки не было ни скучно, ни страшно.
Такого буйства на воде, как в среднем течении, в Александрии не было. Там множество лодок и судов, вся дельта Нила запружена людьми, потому бегемотов почти не увидишь, и крокодилов тоже, и лотосы так вольно не росли…
А по пути Клео едва успевала крутить головой и вскрикивать:
– Смотри, смотри!
Ей нравилось, что даже немаленькие птицы спокойно сидят на спинах у неповоротливых толстых бегемотов, а если те, потревоженные шумом, ныряют, то лениво взлетают, делают небольшой круг над водой и снова ищут чьюнибудь спину для посадки.
Кормилица Клео, на ее счастье, оказалась много знающей и без конца рассказывала чтото своей любимице, называя окружающее на языке Кемет. Девочка старательно повторяла.
Особенно ее поразили храмы, колоссы Аменхотепа и… священный бык Апис. Пирамиды впечатлили гораздо меньше, она не могла понять, зачем строить такое огромное здание, чтобы там похоронить всего одного фараона?
А вот Апис был хорош. Священного быка взамен умершего выбирали на эту роль тщательно. Молодой бычок должен был быть определенных статей, обязательно черного цвета с белым треугольником на лбу и наростом в виде жукаскарабея под языком… Да еще много каким. Иногда найти удавалось не сразу, зато когда это случалось, устраивали большущий праздник!
Тот Апис, которого увидела Клео, жил в свое удовольствие уже больше двух лет. Он был точно такой, как положено, но отличался весьма дурным нравом, и немало ухаживавших за строптивым живым божеством жрецов ходило с синяками и поломанными ребрами. Но царевна этого не знала, и не успел жрец предупредить, что нынешний Апис уж очень грозен, как девочка смело направилась к быку, протягивая на раскрытой ладошке угощение. Замерли все. Конечно, бык стоял за ограждением, но жрецы прекрасно знали, что этому зверю снести ограду не так уж трудно.
Птолемей едва не бросился вслед за дочерью, его удержал старший жрец, видно было в поведении Аписа чтото особенное, говорившее, что девочка не зря не боится.
И впрямь, Апис спокойно смотрел на приближавшуюся Клео. Обычно при появлении незнакомцев его глаза наливались кровью, а копыто начинало долбить землю. Сейчас этого почемуто не произошло.
– На, возьми. Это вкусно.
Взрослые, замерев, следили, как огромное животное осторожно берет угощение с детской ручки. Клео засмеялась, ей было щекотно от теплых губ гиганта. А тот взял предложенное столь осторожно, что ладошка даже не оказалась залитой капающей с морды слюной.
Девочка бросилась обратно к отцу:
– Ты видел? Видел? Он взял у меня угощение! Он хороший! – И тут же сморщилась: – Только воняет у него!.. Скажи, чтобы убирали чаще и принесли сюда розовые лепестки.
Взрослые облегченно рассмеялись. Клео приняла это на свой счет и стала уверять:
– Правда, правда! Нужно засыпать здесь пол лепестками роз и пахнуть будет гораздо приятней! Мы всегда так велим делать во дворце.
Флейта под окнами замолчала, видно, музыкант ушел, но Клеопатра даже не заметила. Ее вдруг обожгла мысль: у нее есть Кемет! Страна, где она родилась, хотя и не была египтянкой, где выросла, пусть даже в Александрии, самом неегипетском городе, где течет Великий Хапи – Нил, где стоят огромные, построенные много веков назад пирамиды и храмы, где живет священный бык Апис!..
Вот почему ей плохо! Она попыталась заменить родной Египет холодным, жестоким Римом. Этот город всегда был чужим, таковым и останется. Но дело не в чужом Риме, а в далеком, но таком родном Египте, который она попыталась забыть в угоду честолюбивым мечтам!
Она вернется в Александрию и постарается стать настоящей царицей своего собственного царства! И больше не променяет его ни на какое другое! Египет очень богат, но столько лет его разоряют и разоряют, пора положить конец такому безобразию. Мысли молодой женщины унеслись далеко от Рима, от надежд и бед последних месяцев.
Пора домой! От такого решения вдруг стало легко и светло на душе, словно вышла из тьмы на свет и поразилась его яркости.
Клеопатра резко поднялась, не обращая внимания, что ночь и все спят, громко позвала:
– Хармиона!
Верная служанка была тут как тут:
– Что случилось?
– Собирайся, мы возвращаемся в Египет! В Кемет! – тут же поправила она сама себя.
– Сейчас? Может, до утра подождем?
Только тут Клеопатра заметила, что вокруг темно, чуть сникла. Чуткая Хармиона укутала ее плечи какойто накидкой, отвела в спальню, помогла лечь, но уходить не стала. Напротив, присела рядом и вдруг… принялась голосом выводить ту самую мелодию, которой обучала флейтиста.
Царица вздрогнула:
– Это любимая мелодия отца!
Она даже не заметила, что снова говорит погречески, а не на латыни, как сама же велела всем разговаривать, пока живут в Риме.
– Я помню.
– Но ты перевираешь!
– Ничего не перевираю, я пою точно.
– Нет врешь! Надо вот так!
Сначала она попыталась напеть сама, потом они пели уже вдвоем. Проснувшиеся слуги с изумлением прислушивались к голосам из спальни царицы.
Неизвестно, как долго продолжался их концерт, если бы на пороге не появился заспанный Птолемей:
– Вы чего это?
Женщины замолчали, но Клеопатра тут же махнула на мужа рукой:
– Не мешай, иди спать, соня!
Тот протяжно зевнул и поплелся обратно к себе в спальню.
– Увалень, – рассмеялась Клеопатра. – Он всегда такой был, с детства.
– А помнишь, как Птолемей проспал, и вы уехали на праздник без него?
– Да он не только это проспал! А помнишь…
Они еще долго вспоминали смешные случаи из детства, перебивая друг дружку, хохотали до слез. Хармиона не могла нарадоваться, ее любимица ожила.
Незаметно рассвело. Увидев первый солнечный луч на полу спальни, Клеопатра встряхнулась и снова повелела:
– Собирайся! Мы едем сегодня.
– Тебе кое с кем надо бы встретиться. Многие приходили, говорили тут всякие красивые слова, что сожалеют…
Царица махнула рукой:
– Не хочу никого видеть! Приходили только посмотреть, как я страдаю!
– Не все, царица, – попробовала возразить Хармиона.
– Пусть. Все равно не хочу!
– А царь?
– Его дело. Если хочет, пусть остается, он мне ни здесь, ни в Александрии не нужен.
Теперь спасением казалось скорейшее возвращение.
Птолемей не удивился, да и все остальные тоже. Конечно, решили, что она просто испугалась за свою жизнь и жизни своих близких.
Но Клеопатре было безразлично, Рим ей стал противен, она рвалась в Александрию. Там у нее начнется новая жизнь, без Цезаря и Рима, зато с сыном и у себя на родине!
