Хармиона не могла нарадоваться, онато с самого начала твердила, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет. Хитрая женщина не стала объяснять своей хозяйке, что с трудом нашла флейтиста и привела его под окна царицы учить незнакомую мелодию, чтобы та встряхнулась наконец. Служанка радовалась, что задумка так хорошо удалась, даже лучше, чем рассчитывала. Хармиона надеялась только разбудить хозяйку от спячки, а та вдруг решила стать настоящей египетской царицей. Чего же лучше? Только бы снова не сбили с толку эти римские мужчины!
Но пока такое Клеопатре не грозило.
Сады на Яникуле теперь принадлежали народу Рима, но не это заставило Клеопатру поторопиться с отъездом. Ее больше никто и ничто не держало в Городе. Она сходила к гробнице Цезаря и к месту его гибели, долго стояла, мысленно разговаривая с Гаем Юлием и прося у него прощения, что не удержала в роковой день силой.
Вернувшись на виллу, Клеопатра позвала Хармиону:
– Принеси набор, я напишу три письма. Не таблички, папирус.
На папирус легли строчки, предназначенные для Сервилии:
«Из ненависти ко мне ты не помешала своему безумному сыну убить величайшего человека Рима! Зная о намерениях Марка Брута, не удержала его преступную руку, не встала на колени, умоляя остановиться, не предупредила Цезаря. А ведь Цезарь имел намерение сделать Брута наследником в полной мере. Теперь им станет другой, тот, что принесет гибель твоему сыну.
Марк Брут, как презренный пес, укусил благодающую ему руку. Имя твоего сына навечно будет покрыто позором измены и предательства. А тебе до конца жизни в мартовские иды будут напоминать о содеянном злодеянии».
Второе письмо предназначалось Марку Антонию.
«Если вы, не сумевшие остановить убийц и уберечь Цезаря, надеетесь, что это принесет благоденствие Риму и вам лично, то глубоко заблуждаетесь.
Бойтесь наследника Цезаря. Я слышала от диктатора об Октавиане, это не Гай Юлий, вы поплачете горькими слезами. Этот мальчик далеко пойдет…»
Уже собравшись запечатать письмо, Клеопатра неожиданно даже для себя вдруг сделала приписку:
«Будет трудно, проси помощи в Александрии. Там о тебе вспоминают пока хорошо».
Первое письмо было продиктовано ненавистью, второе злостью, а третье – к Цицерону – презрением.
«Ненавистный тебе Цезарь убит, радуйся!
Но если ты, жалкий трус, надеешься избежать мщения, то сильно ошибаешься. Цезарь погиб хотя и не на поле битвы, но в борьбе со страшным врагом – завистью. Ты же умрешь, как шелудивый пес, всеми гонимый и презираемый. И потомки будут помнить не только твой талант оратора и философа, но и твои трусость и низость!»
Тщательно запечатав все три письма, Клеопатра распорядилась:
– Отправить завтра, когда мы будем уже в Остии. Не хочу, чтобы помешали вернуться в Александрию.
– Давно пора… – проворчала Хармиона.
Рим спокойно отнесся к неожиданному отъезду царицы Египта, всем было не до нее. Конечно, многие позлорадствовали, правда, особенно громко смеяться не решились, все же помнили, что она любовница погибшего Цезаря, а все, что с ним было связано, становилось свято. Правда, эту святость к самой Клеопатре както не применяли, как и к ее сыну, но ерничать тоже не решились.
Да и сама царица не дала повода. Приехала она в Рим шумно и красиво, а отбыла тихо и для большинства незаметно. Многие, прежде всего жена Цезаря и его наследники, вздохнули с облегчением.
У Клеопатры закончилась одна большая и важная часть ее жизни и началась другая, ей предстояло доказать всем и прежде всего самой себе, что она настоящая правительница Египта.
Корабли вышли из гавани Остии, взяв курс на берега Египта.
Они плыли уже вторые сутки, когда Клеопатра вдруг почувствовала себя плохо. Проснувшись утром, она позвала Хармиону:
– Посмотри…
Служанка ахнула и бросилась за врачом. Простыни царицы были… залиты кровью! Прибежавший врач первым делом запретил вставать, принес несколько снадобий, питье, велел делать компрессы…
Но ничего не помогало, Клеопатре становилось все хуже и хуже. Ее бил озноб, тело горело, царица начала бредить. Она звала Цезаря, Цезариона и отца. Хармиона не знала, что делать. Посреди моря она не могла позвать никого другого, кроме того врача, что был.
Через несколько часов у Клеопатры случился выкидыш. Погибший Цезарь забрал с собой и не родившегося сына! Но после этого она хотя бы перестала метаться в бреду. Ослабшую царицу вымыли, переодели и уложили на чистые простыни. Хармиона присела рядом:
– Ты потеряла сына, но осталась жива сама.
– У меня больше не будет детей…
– Будут, Клеопатра, будут! Сколько женщин после выкидыша снова рожают!
– От кого?
– Да что кроме Цезаря и мужчин на свете нет, что ли?!
– Для меня нет.
Служанка была мудрей:
– Сейчас нет, потом будут.
– Мне не нужно, у меня есть Цезарион.
Вот это хорошо, главным для царицы должен быть ее сын, а не любовник, даже такой, как Цезарь. Хармиона жалела погибшего Гая Юлия, но прекрасно понимала, что Клеопатра столько времени обманывала сама себя – будущего у нее вместе с Цезарем не было никакого, даже если бы тот покорил Парфию. У него Рим, у нее Александрия, между ними море, и не только море воды, но и море человеческого непонимания. Они могли любить друг друга сколь угодно крепко и страстно, могли родить десяток детей, но все равно он оставался римлянином, властителем Запада, а она правительницей Египта. Как у Цезаря нельзя отнять его Рим без того, чтобы он перестал быть Цезарем, так и у Клеопатры ее Александрию. Полтора года в Риме превратили жизнелюбивую любопытную царицу в мятущееся неуверенное создание. Жестоко, конечно, но в душе Хармиона была даже рада, что Цезаря больше нет. Зато есть Клеопатра! Она выживет, несмотря на болезнь, и станет прежней – в этом служанка была уверена.
И больше никаких римских мужчин, от них одни несчастья! Это главное, о чем Хармиона решила попросить Серапиуса по прибытии в Александрию.
Ветер подгонял корабль к его родному берегу. Совсем скоро появятся Фаросский маяк и белоснежные здания Александрии.
Пришедшая в себя после болезни Клеопатра лежала под большим навесом, нежась на ласковом весеннем солнышке. Она полтора года не была дома и за эти полтора года словно прожила целую жизнь. Уплывала восторженная пусть не девчонка, но юная царица, возвращалась умудренная жизнью и пережитым женщина. Цезарь убит, зато есть Цезарион, единственная ее опора в будущем. Но до этого будущего еще надо дожить… У Клеопатры больше не было защитников и советчиков, надеяться оставалось только на себя.
А еще у нее были Александрия и Кемет – огромная богатая страна, которой она едва не пренебрегла ради призрачного счастья в надменном Риме. Както примет свою блудную дочь Египет?
Рим, несомненно, снова будет ввергнут в гражданскую междоусобицу. Это Клеопатре на руку, пока там заняты друг другом, им не до Египта. Сколько лет у нее в запасе? Но сколько бы ни было, она должна успеть превратить свою собственную страну в процветающую, чтобы даже Рим не посмел покуситься на ее владения.
У Клеопатры больше не оставалось иллюзий, теперь она знала Рим не по рассказам отца или наблюдениям двенадцатилетней девочки, а изнутри, пусть и не слишком хорошо. Но и того, что знала, вполне хватало, чтобы понять суть произошедшего. Недаром столько было говорено с Цезарем, столько
