– Не Рус, тот виноватым себя перед всеми чувствует. Словен. – Илмера усмехнулась: – Хотя и он виноватится тоже. Но клятву просто так не дают и не снимают.
Она некоторое время шагала молча, потом уже тише добавила:
– Дам я тебе травку одну… попей отвар, поможет.
Но ни Илмерина травка, ни щедрые дары Великой Богине-Матери не помогли: видно, Полисть и впрямь была бесплодной.
Словен мучился не меньше младшего брата: пока жена была рядом, он ее вроде и не замечал, но стоило уйти, как потянуло со страшной силой. Ночами вспоминал ласковые руки Полисти, ее смех, ее заботу… Все же она нравилась Словену еще девушкой, не зря так легко согласился на совет Руса взять ее женой.
Теперь оба брата снова страдали из-за одной женщины, один потому, что не мог взять ее в жены, а второй – забыть или вернуть. Трудную задачу задала жизнь братьям, словно испытывая на прочность их родство и дружбу. Оба с ревностью следили, на кого Полисть чаще посмотрит, кому улыбнется, и обоим казалось, что на другого. Но Рус мог ей выговорить, если замечал, что глядит на Словена, а старший и выговорить не мог, только смотрел, сцепив зубы.
Илмера уже решила вмешаться, ей совсем не нравилось это дурное соперничество братьев, так и до беды недолго. Полисть княжьей сестре нравилась, девушка даже решила, что станет именно ей, а не маленькой Поруси, сначала передавать свои знания и умения. Но шли дни, и делать это Илмере хотелось все меньше. Да и женщина, занятая своими мыслями, мало подходила для волхования. Только вчера ей объясняла, чем хороша сныть, а сегодня хоть начинай заново!
Илмера вернула к себе Порусь, оставив попытки обучить бывшую жену брата, чему Порусь была очень рада. Занятая с Порусью, Илмера на время почти забыла о сердечных страданиях братьев, а те решили все сами.
Словен и Рус редко уходили на охоту вместе, все же в Роду всегда должен оставаться один из князей. Но на сей раз почему-то пошли, видно, назрело время остаться один на один. Глядя им вслед, ни один родович не двинулся с места, все чувствовали напряженность между братьями, и все хотели, чтоб она исчезла.
Когда Инеж все же сделал движение, его остановила рука Тимара:
– Не мешай!
Сначала братья действительно охотились, но когда дичи уже набито было достаточно, перед возвращением присели передохнуть у костра, Словен начал разговор, которого так боялся Рус:
– Рус, я снимаю с тебя ту клятву.
Младший князь горестно прошептал:
– Полисть и впрямь бесплодна…
– Знаю, Илмера давала ей травы, не помогло. Но я не хочу видеть, как вы маетесь. Бери ее в жены, что будет, то и будет!
– Словен, а как же ты?
– Сердцу не прикажешь, Рус, если уж не легло сразу, то и не ляжет. Пусть хоть у тебя будет хорошо. Возьму себе другую… – усмехнулся Словен.
На сердце и у того, и у другого стало легче. Словен очень боялся, чтобы между ними действительно не встала женщина, разорвав братские узы. Большей беды, чем ссора между братьями-князьями так далеко от дома, нет. Это ссора между Родами, которые сейчас единое целое, таковыми и должны оставаться.
Но все оказалось не так просто, для себя решить можно что угодно, только сердцу ведь не прикажешь. Сердце Словена продолжало ныть, особенно когда Рус назвал Полисть своей женой перед Родом. Забыть бывшую жену старший князь не смог, подолгу с завистью и горечью смотрел на миловавшихся Руса и Полисть, все чаще уходил прочь, если видел их рядом. Но помочь княжьей беде не мог никто, даже сама женщина.
Оставалось ждать, когда пройдет сердечная мука.
Словену бы взять женщину снова, такую, чтоб была хорошей и ласковой женой и помогла забыть прежнюю любовь, но он ни на кого и не смотрел.
Родовичи не вмешивались, а вот Волхов ел Полисть злыми глазами, точно волчонок, готовый вцепиться в горло в любой миг. Это очень не нравилось Тимару, он попробовал поговорить с учеником:
– Волхов, над сердцем человек не волен. Полисть жила с твоим отцом и не была ему нужна, а когда ушла, вдруг понял, что дороже никого нет. Так бывает, не всегда люди любят друг дружку взаимно. Иногда любовь одного вдруг начинается, когда у второго уже прошла.
По взгляду парнишки, который тот бросил в ответ, волхв понял, о чем хочет спросить, но не решается. Усмехнулся:
– Хочешь сказать, откуда я про это знаю? Я не всегда был волхвом, Волхов. И на моем теле есть раны от меча и когтей диких зверей, и мое сердце болело и таяло от любви к женщине, и я маялся, видя, что она с другим.
– Расскажи!
Ответом был долгий взгляд. Потом Тимар вздохнул:
– Расскажу, но ты не должен этого говорить родовичам. Для них волхв – это волхв.
Оказалось, что таким же юным, как Рус, Тимар влюбился в чужую жену, да так, что хоть в омут головой, и дня прожить не мог, чтобы на нее не любоваться. Ему строго выговаривали все, Тимар маялся, стыдясь смотреть родовичам в глаза, но ничего не помогало. Поняв, что сам справиться не сможет, Тимар пошел к волхву в дальней веси, чтоб избавил от этого мучения.
Тимар долго смотрел на речную гладь, словно забыв о присутствии Волхова. Тот молчал, понимая, что старик вспоминает свою молодость и мешать ему не стоит. Наконец волхв вздохнул и продолжил:
– Тот, к кому я пришел за помощью, оставил жить у себя. Но не стал поить снадобьем, чтобы изгнать страсть к чужой жене, а принялся учить своему знанию.
Это оказалось так интересно, что некоторое время спустя Тимар и сам позабыл роковую любовь. Он надолго задержался у волхва, даже навестить родителей решил через несколько месяцев. Дома ему были рады, но сообщили тяжелую весть: та самая роковая любовь Тимара, оказывается, тоже любила его и бегства любого не вынесла – утопилась! А ведь ее муж уже был готов отпустить юную жену к другому, чего же неволить, если сердце не к тебе лежит?
– Вот так я потерял свою любовь и стал волхвом… Вернее, волхвом стал не сразу, у такого душа болеть не должна. Еще несколько лет маялся, пока не понял, что любовь свою не забуду, но она меня больше не держит. Так что, Волхов, отец твой принял правильное решение – если женщину тянет к другому, лучше отпустить. Держать ни к чему, счастья это не принесет, зато отнимет его у других.
Пока разговаривали, казалось, что Волхов все понял, но стоило снова увидеть счастливо смеющуюся Полисть и молчаливого отца, как внутри всколыхнулось что-то дурное. Иногда Волхов боялся сам себя… Ему бы признаться в дурных мыслях Тимару, но парнишка и этого побаивался. И чем больше этого дурного оседало в душе, тем реже он глядел в глаза учителя.
Уже давно закончилась зима, быстрые ручьи унесли воду в реки и озера, прилетели из теплых земель птицы, а родовичи все не снимались с места. Просто было решено встать еще на один год. Слишком многое нужно было подновить и обдумать. Как ни рвался Словен вперед, но и он понимал, что бесконечного пути родовичи не вынесут, время от времени придется не только зимовать, но и проводить где-то лето и осень. Нужны травы, нужны коренья, ягоды, но собранные не наспех, а любовно и вовремя. Потому князь согласился с советом Тимара задержаться на год. Кто их гонит? Никто, кроме них самих.
Богатые дары, принесенные духам леса и воды, должны были задобрить их, и хотя Илмере почему-то не нравилось, родовичи остались до следующей весны.
Многие были довольны решением прожить на месте не только зиму, но и лето. Радовались женщины, им наконец удастся что-то вырастить на огороде. Радовался и Вукол. Для коваля дальняя дорога хуже тяжелой болезни, руки мастера просили работы, а чем работать, если они всякий день в пути? Тут не только металл плавить перестанешь, но и с камнем работать тоже.
А еще женщины радовались, что смогут вылепить и обжечь новые горшки, от старых остались только черепки, все же посуда не та вещь, что любит дальнюю дорогу…
Вот и пристроились заниматься каждый своим делом – Вукол набрал камней и теперь с рассвета до
