– Ерунда, справимся.
Недовольных политикой и правлением Октавиана и в Риме и вокруг него имелось немало. Прошло довольно много времени, прежде чем все противники нового консула осознали, что лучше быть с ним, чем против, и угомонились. А тогда Фульвии и Луцию Антонию не понадобилось много усилий, чтобы набрать достаточное для выступления против Октавиана войско. Деньги дала Фульвия.
Почему с ней связался Луций, который, в общем-то, ничего не имел против Октавиана, не понимал никто. А все оказалось просто.
– Фульвия, ты выдашь за меня свою дочь?
– Кого?
– Клавдию, у тебя что, сотня дочерей?
– Зачем она тебе, тем более после позора с Октавианом?
Фульвии не хотелось даже вспоминать о дочери-неудачнице. Надо же, вырастить такую дуреху, которая готова прясть и ткать вместо того, чтобы попросту соблазнить своего супруга. И супруг-то! Это ведь не Марк Антоний, прошедший огонь и воду и познавший сотни женщин, которого трудно чем-то удивить. Октавиан явно настолько слаб, что Клавдия могла бы если не соблазнить, то просто затащить его в свою постель силой, даже используя своих здоровенных рабынь.
От одной этой мысли Фульвии стало смешно, только представив, как рабыни за руки и за ноги тащат упирающегося консула в постель к его жене, а тот орет благим матом, Фульвия расхохоталась. Луций принял это на свой счет и почти обиделся:
– Что тут смешного?
– Ты знаешь, что этот лопоухий сморчок вернул мою дочь девственницей? Она не смогла заманить его в постель. Я представила, как рабыни Клавдии силой тащат к ней мужа. Смешно.
– Фульвия, я спросил, отдашь ли ты за меня Клавдию?
– Конечно, учти, она действительно девственница. Луций, давай распространим слух, что Октавиан настолько хил и беспомощен, что просто не справился с моей дочерью!
– Не смей порочить мою невесту!
Фульвия широко раскрыла глаза:
– Ты что, влюбился в нее, что ли?!
– Тебе не понять.
– Ну хорошо, хорошо, женись, только моих планов это не изменит, я все равно выступлю против Октавиана.
– Я с тобой.
Они выступили, даже на некоторое время овладели Римом, правда, сами римляне бунтовщиков не поддержали, потом были биты в Перузии и отправлены – Луций наместником в Испанию (вместе с Клавдией, которой Октавиан пожелал счастья с новым мужем), а неистовая Фульвия в Грецию с наказом носа оттуда не высовывать и не пытаться еще раз протестовать против бывшего зятя.
Сам Октавиан женился на Стрибонии, которая была значительно старше его самого и имела за плечами уже два брака и детей. Зачем? Он и сам не мог бы объяснить, большой любви к Стрибонии у него не было. Мало того, женщина оказалась полной противоположностью Клавдии не только по возрасту и опыту, но и по характеру. Сварливая, резкая, не терпящая возражений и каких-то ограничений для себя, она сразу поставила мужа на место, не обращая внимания на то, что он консул.
Стрибония быстро забеременела, только это и удерживало Октавиана от не менее спешного, чем женитьба на ней, развода. Именно Стрибония родила Октавиану единственного его ребенка – дочь Юлию, позже принесшую столько неприятностей отцу.
Так, пока Марк Антоний развлекался на пирах и в кабаках Александрии, его жена Фульвия и брат Луций Антоний подняли и проиграли восстание против его соперника Октавиана, его падчерица успела развестись с консулом и снова выйти замуж, а сам Октавиан еще раз жениться.
Почему Марк Антоний оказался в стороне и даже сделал вид, что не подозревает о происходящем в Риме?
Он хитрил. Антонию было выгодно изображать неведение. Фульвия объявила войну Октавиану? Пусть воюет. Если бы она выиграла, муж не преминул бы этим воспользоваться, а так в случае проигрыша он ни при чем, остался перед Октавианом чистеньким, всегда можно обвинить его самого, мол, нечего было гусей дразнить, плохо обходиться с Клавдией. Я ей, конечно, не отец, но все же она падчерица… Сам вызвал гнев Фульвии…
Известия из Рима Марка Антония не слишком обеспокоили, разве что стоило обратить внимание на растущую силу Октавиана. Марка Антония куда больше заботили вести из Сирии. Сирийские принцы, пользуясь отсутствием в стране достаточных сил римлян, договорились с парфянами и решили восстановить прежнее положение. Огромные силы парфян двинулись вглубь восточных провинций Рима. Один корпус направлялся в Финикию и Палестину, другой занял Сирию, третий шел в Малую Азию.
Из-за своей беспечности и бездействия Марк Антоний рисковал потерять все, что до него было завоевано в тяжелых боях! Войск у Антония на этих территориях было мало, все его господство над Востоком оказалось под угрозой.
Душила досада на себя и на Клеопатру, ситуация складывалась нелепая. Своими силами не справиться, значит, придется просить помощи у ненавистного Октавиана. И тогда она предложила другой выход, от которого Марк даже задохнулся:
– Ты можешь стать царем Египта. А можешь стать властелином Рима, договорившись с Парфией. Объединенные силы твои, мои, парфянские и многих восточных провинций сметут Октавиана. Ты станешь правителем Запада и Востока, оставив других царей на их местах, тогда никто не станет выступать против тебя.
Мгновение он был даже не в состоянии говорить, потом взревел:
– Это лучшее, что ты можешь придумать?! Привлечь Парфию для победы над Римом?! Я дурак, но не предатель, Клеопатра! И мое место в Риме!
– Я беременна.
Марк Антоний только отмахнулся.
– Тебе нужна моя помощь? Я дам все войска, что есть.
– Чтобы на Египет напали те же парфяне и захватили еще и его?
У этих женщин мозги, как у куриц, то советует привлечь парфян против Октавиана, то предлагает оголить Египет… Все одинаковы, даже царицы!
– Я жду от тебя ребенка…
– Я слышал. Дело женщин – рожать детей.
– Ты вернешься?
– Не знаю. Возможно.
– Я буду ждать.
Марк Антоний хотел сказать, что дело женщины – ждать, но не стал, слишком горестным был голос любовницы. Вот только этого ему не хватало – рыданий на груди! Нет, из всех женщин, которых он знал, только Фульвия достойна называться патрицианкой. Хотя и она дура!
Он уже переоделся из греческого хитона в римскую тогу, из чего следовало, что мысли Марка Антония очень далеко от Александрии. Клеопатра прекрасно понимала, что положение сложное, искренне хотела помочь, но понимала и то, что сейчас Марк помощи не примет.
– Напиши мне…
– Я не люблю писем.
– Я рожу тебе сына… Напиши…
Он уплыл. Даже не оглянувшись, не поцеловав на прощание. Она ему была больше не нужна, она перевернутый лист книги, прожитый эпизод. И то, что внутри ее рос ребенок Марка Антония, ничего не меняло.
Клеопатра не стала смотреть вслед парусам римских кораблей, скрывающимся за горизонтом, как делала это, когда уплывал Цезарь. Она знала, что Марк Антоний не вернется.
Годы разлуки…
Такое уже было в ее жизни. Она отдала все, всю себя римлянину, забеременела, а тот уплыл и
