Давненько суздальская рать никуда не вступала, пожалуй, с самой Ждани-горы, когда побили новгородцев, но ныне шли с радостью, хорошо помня, что за каждого работного человека, приведенного в полон, князь заплатит, так уже бывало…
В Киев примчался гонец с сообщением о том, что Святослав сумел снестись с суздальским князем и тот готовится в поход. Изяслав вспомнил жесткий взгляд дяди и его намерение помешать вокняжению племянника в Киеве. Этот мог… Залесье перестало быть медвежьим углом и сил у Юрия достаточно, а повод Изяслав сам дал, посадив князя Игоря Ольговича в поруб.
М-м-м! Изяслав со злости так грохнул кулаком по столу, что едва не расшиб собственную руку. Одно дело, если бы сам сел в Киеве, не обижая прежних князей, как когда-то сделал хитрый Всеволод, и совсем другое – вот так вот – бросив в темницу законного князя… Теперь Святослав имеет право мстить за брата, только Изяслав никак не ожидал, что он ринется искать помощи у Долгорукого. Ведь никогда не были дружны, не считая детства, у Долгорукого много обид на Святослава накопилось, но поводом обязательно воспользуется.
Изяслав почти бегал по горнице, шипя себе под нос:
– Ишь, заступник обиженных выискался! Кого ни обидят, всяк к суздальскому князю под крыло бежит. Новгородцы прибегали… Ольговичи… Давыдовичи… кого еще примет? А уж супротив меня, так и булгар готов привечать!
Князь прекрасно понимал, что стоит Юрию Суздальскому подойти со своей ратью к Новгороду- Северскому, Давыдовичи дадут деру, а то и вовсе перейдут на его сторону. Вот этого допустить было никак нельзя.
А как он пойдет? Через Смоленск его не пустит сидящий там брат Ростислав Мстиславич… Не-ет… уже есть путь через вятичей, слышал о таком! Изяслав выругался! Вот послал Господь на голову воинственного дядю. Подумал о том, что дядя вовсе не воинственный, если его не трогали, не нападал, разве что на булгар вон ходил и все.
При мысли о булгарах пришло решение. Конечно! Как же он сразу не догадался? Надо заставить Юрия оборонять собственные земли, чтобы ему было не до Святослава или Игоря. Но как? Ростислав Смоленский – не помощник, после того как ростовчане и суздальцы побили новгородцев на Ждане-горе, против них ни за какие деньги и обещания не пойдет. Пойти-то не пойдет, а вот с угрозой стоять по границам может.
Были еще муромские и рязанские князья, те готовы рвать глотку у Суздаля и им сподручно. Оставалось только отправить гонцов, да поскорее.
Изяслав так и сделал, радуясь: что, дядя, посмотрим, какой ты заступник, ежели твои земли будут воевать.
Юрий действительно успел дойти с ратью только до Козельска на Жиздре, когда получил весть, что на суздальские земли налезли муромские и рязанские полки. Теперь уже Долгорукий грохнул по столу кулаком, крепко выругавшись. Это могло быть только начало, ведь на севере и западе Новгород и Смоленск, оттуда тоже в любую минуту можно ждать нападения.
– Иван, придется тебе идти на помощь Святославу одному. Возьмешь часть дружины, коли не сможете противостоять, уйдете в Залесье, сюда даже Изяслав двинуться не рискнет.
Тяжко было на душе, муторно до невозможности, собственная родня обложила, точно медведя в берлоге, со всех сторон. Но Юрий сдаваться не собирался.
– Я вернусь в Суздаль и даже в Ростов, а Ростислав с Андреем пойдут на муромцев и рязанцев. Надо проучить, негоже позволять воевать свои земли, нельзя прощать такие обиды, я их не трогал.
Так и случилось, сам князь сидел, ожидая нападения с запада или севера, а сыновья разошлись со своими дружинами в разные стороны.
Рязанский князь бой с суздальскими дружинами сыновей Долгорукого принять не решился, бросил Рязань на произвол судьбы и бежал в Половецкую землю. Муромо-Рязанское княжество перешло под руку Юрия Суздальского. Все ждали, что присоединит к своему, но он только головой покачал:
– Не мое оно, и брать не стану. Только пусть сидит там тот, кто мне не враг.
Ни Смоленский князь, ни уже ученые новгородцы напасть не решились. А вот черниговские князья Давыдовичи земли Новгорода-Северского пограбили основательно, и к самому городу тоже подошло уже все войско Изяслава. Дружина Святослава посоветовала тому бежать в земли вятичей, иначе некуда. Пришлось князю следовать этому совету.
Далеко преследовать его Давыдовичи не стали, трезво рассудив, что могут столкнуться с самим Юрием Долгоруким. Но в этом походе произошло тяжелое для Юрия и Святослава событие – разболелся и умер сын Долгорукого, Иван. Прибывшие с отборной тысячей в помощь брату Ивану и князю Святославу еще два сына Юрия, Глеб и Борис, были вынуждены хоронить брата.
Но присланная Долгоруким помощь отрезвила Давыдовичей, уже понявших, что Изяслав просто их руками устраняет соперников, а наградит ли потом, бог весть. Поскребя затылки, Давыдовичи призадумались, решив пока выжидать.
Великому князю Изяславу снова было о чем задуматься. Неразумным поведением он дал Юрию Долгорукому повод стать заступником посаженного в поруб Игоря. Муром и Рязань после трусливого бегства своих князей теперь были под рукой суздальского князя и могли в случае необходимости прислать полки под его знамена. Давыдовичи явно колебались, оставалась надежда на Новгород и Смоленск.
И тогда Изяслав решил выбить из рук Юрия Долгорукого главный повод для наступления – князя Игоря, сидевшего в переяславльском порубе. К такому решению его подтолкнуло письмо переяславльского епископа Евфимия. Епископ сообщал, что князь Игорь так сильно разболелся, что уж и не чает выжить, и передавал письмо самого бедолаги-заключенного. Игорь, сам того не ведая, подсказал Изяславу выход из положения, он просил разрешить пострижение, как часто поступали князья перед смертью, чтобы уйти из жизни в схиме.
Это был тот самый так необходимый Изяславу выход! Приняв постриг, Игорь умирал для света, терял не просто права на княжение, но и вообще всякие права. Изяславу стоило труда не закричать от радости. Если Игорь будет пострижен, то у Юрия Долгорукого пропадет повод мстить за него.
В Переяславль помчался гонец со слезным письмом Великого князя, лицемерно сообщавшего, что хотел выпустить больного заключенного и так, но раз уж тот решился на пострижение… Отступать теперь нельзя ни тому, ни другому. Но Игорь действительно был между жизнью и смертью. Потом он еще пожалеет, что не умер в порубе.
Известие о том, что произошло с князем Игорем, а теперь уже Гавриилом, пришло в Колтеск, где Святослав с сыновьями Юрия, Борисом и Глебом, только что похоронили его же сына Ивана, с опозданием и стало еще одним ударом для бедолаги-князя.
В самом конце декабря с разрешения Изяслава несчастного, едва живого князя Игоря вытащили из поруба, сломав для этого крышу, потому как иначе достать его оттуда невозможно. Целую седмицу князь находился между жизнью и смертью, но потом судьба смилостивилась над ним, позволив чуть ожить. Переяславльский епископ Евфимий совершил постриг, но на воле бедолагу не оставили, отвезли под немалой охраной в киевский монастырь Святого Феодора. Даже в Печерскую обитель Изяслав своего противника отправить не решился, памятуя, что в этой обители особо относятся к Юрию Суздальскому, бывшему когда-то воспитанником Георгия Шимоновича, чей отец, да и он сам немало сделали для монастыря.
Игорь, а теперь Гавриил, оставался в Киеве заложником Изяслава. Великий князь, имея такого заложника, надеялся принудить его брата Святослава к повиновению, но просчитался. Зато теперь у Долгорукого не было необходимости выручать из темницы князя Игоря, потому как не было больше такого князя.
Юрий беседовал со своим духовником Даниилом. Священник смотрел на крупного, раньше всегда веселого князя, с лица которого сошла и уже давно не возвращалась улыбка. Они сидели у самого Даниила, на поставце горели всего две свечи, слабо освещавшие келью, в углах лежали густые тени, а еще большие метались по стенам при малейшем движении. Но ни князь, ни его духовный наставник этого не замечали.
– Отче, за что судьба так наказывает? Я ли хотел войны с племянником? Стоял за дедину, за правду, никому не мешал. Винят в том, что обиженных к себе принимаю, а можно ли того не делать? Как представлю, что вон Святославу и голову приклонить негде, все на него ополчились, что Игоря чуть не
