повороты замучаешься перебирать, и сразу за Козельском такая же речная загогулина. Если татары успеют через лес раньше, то просто выловят ладьи за поворотом. Для этого и бросилась с берега в воду сотня Андрея. Конечно, сотни там не было, по привычке называли, но и другого выхода у нас тоже не было, приходилось кого-то оставлять в крепости, и мою сотню тоже не сократишь, иначе не прорвемся, только людей погубим. И как Андрею, через Жиздру нам уходить нельзя, татары следом ринутся, погубим всех. Вот и делились в надежде на неожиданность и еще на поддержку Романа от леса.
Получилось все!
Пока татары пытались решить, за кого браться сначала, ладьи одна за другой скрывались за поворотом. Но ордынцев слишком много, они успели сообразить и тоже бросились на другой берег Жиздры. Теперь надежда только на Андрея с его сотней.
А с левого берега Другуски уже мчалась конная подмога татарам. Теперь главное – успеть прорваться раньше, чем она переправится и ударит нам в бок.
Татарские всадники выскочили на другой берег Жиздры, их много, очень много. Если их не остановить, то ладьи с женщинами ордынцы за мысом перехватят. Дружина Андрея начала разворачиваться, чтобы ценой своих жизней заслонить лесную дорогу, хотя было понятно, что это ненадолго.
И вдруг на берегу откуда ни возьмись появился седой старик, подняв руку, он призвал дружинников к вниманию. Голос глух, но прекрасно слышно всем. Сказал коротко:
– Уходите. Я задержу.
И почему-то дружина ему поверила, Андрей махнул рукой:
– Вперед.
А ордынцы совсем рядом и что за заслон для них – одинокий старик, вставший на пути прямо посреди узкой лесной дороги? Но когда всадники на низкорослых лошадях были уже близко, Ворон, а это был он, вдруг вытянул руки ладонями вперед и монгольские лошади разом встали, едва не выкинув своих хозяев через головы, словно наткнулись на какое-то невидимое препятствие. Но всадников слишком много, на первых уже напирали задние, не понимавшие, почему остановка. Было видно, каких усилий стоит Ворону держать такую массу. Он опустил руки вниз и медленно через стороны поднял их. Словно повинуясь его движению, лес позади волхва… начал гореть! Огонь охватил кустарник по краю, потом подлесок повыше и, наконец, сами высокие деревья, мигом превратившиеся в факелы. Этого просто не могло быть, но это было – горел мокрый от дождей лес, причем только первые ряды, вглубь пламя не распространялось.
Монголы в ужасе остановились, но почти сразу, буквально расталкивая их, с криками и ударами плетью налево и направо вперед вырвался сотник. Он тоже на мгновение замер перед горящим лесом и стоявшим перед ним волхвом. Но сработала многолетняя привычка, рука сама подняла лук, и, выпуская стрелу, тенькнула тетива.
Мгновение Ворон стоял со стрелой в груди, потом как-то тихо улыбнулся и стал падать, при этом он снова повел руками вниз и через стороны вперед. И бушующий вал огня, повинуясь его воле, выплеснулся из леса на монгольских всадников, захватив весь берег! Вмиг смешалось все: лошади поднялись на дыбы, шарахнулись назад, уже не слушая команд своих хозяев. Но те тоже были не в состоянии оставаться на горящем берегу дольше, черная масса в панике обратилась в бегство. Они падали в реку, плыли, бросая коней, метались у кромки воды… и только убивший Ворона сотник горел факелом, издавая такой дикий вопль, что его услышали на другом берегу.
А сам Ворон лежал, перевернувшись на спину и глядя широко раскрытыми голубыми глазами в голубое весеннее небо… Ценой своей жизни волхв спас многие жизни козлян.
Мы этого не видели, потому что пробивались сквозь плотные ряды ордынцев. Но вопль горящего сотника услышали, слишком уж он был страшным и громким, пробился даже сквозь шум битвы. Навстречу от леса татар начал атаковать со своими князь Роман. Это привело ордынцев в настоящее замешательство. Казалось, их обложили отовсюду – с юго-запада от леса неслись всадники, из самого города вдруг рванулась конная дружина, которой там просто не могло быть, со стен продолжали лететь стрелы, на другом берегу раздавались дикие вопли, в панике удирали всадники и горел лес!
Нескольких мгновений замешательства противника нам хватило, чтобы прорыв удался.
За время сидения за стеной я уже успела отвыкнуть от конных боев, а потому в первое мгновение чуть не растерялась. Но сразу всплыли слова Вятича: «Ты должна хотеть успеть туда». Я вдруг очень захотела, просто невыносимо сильно.
Раздался мой боевой клич: «Йе-е-ха-а!» Мало того, я принялась просто орать что-то вроде «йе», «тр-р- р» и вообще все, что только приходило на язык, главное – громко и непонятно.
Нам очень помогло то, что большинство татарских всадников метнулось на другой берег Жиздры догонять наших и биться с Андреем. Те, кто остался на этом берегу, были пока пешими, их кони паслись, если это можно назвать так, чуть подальше, все же никто не ожидал конной атаки со стороны города. Бить пеших конным несложно, нужно только не дать им возможности схватить луки. На наше счастье и луки лежали в стороне, все же татары сидели у костров, Вятич с Романом верно согласовали время нашего прорыва, когда они принялись за еду.
Теперь для нас главным было время, нужно успеть прорваться, пока татары не пришли в себя и не схватились за оружие всерьез, пока еще пытались сообразить, что происходит и откуда нападают.
Часть все же очухалась и успела вскочить на коней. Мне навстречу несся рослый воин в огромном малахае из рыжей лисы. Почему-то подумалось: «Во дурак, в такую теплынь в мехах! Боится, что сопрут». От этой мысли стало смешно – и в жизнь вернулись краски. Татарин зло ощерился, и я даже успела увидеть, что у него недостает двух зубов, явно постарался кто-то из наших. Позволить выбить себя из седла или вообще убить вот этому беззубому уроду в меховой шапке я не могла, а потому, дико заорав, привычно всадила копье, но не в его щит, как он ожидал, а в морду его лошади. Опередила татарина на долю мгновения, но это сработало, лошадь, получив по зубам со всего маху, поднялась на дыбы – и копье всадника меня не задело. Вот так-то! Кто-то следом за мной добил беззубого, я успела заметить это краем глаза.
Но разбираться некогда, не один этот успел взяться за оружие, на пути еще много желающих проткнуть меня копьем или полоснуть мечом. Впереди попался татарин в странной одежде с нашитыми прямо поверх нее металлическими пластинами, видно, нормальной кольчуги не досталось. Но верткий, гад, оказался! И тут я вспомнила, что я вообще-то левша. Мгновенно перекинув меч в левую руку, а копье оставив в правой, я закрутилась не хуже татарина.
Мы со Славой понимали друг дружку уже без слов, кобыла словно осознала мою смену рук и сама принялась подстраиваться с нужной стороны. Татарин не успел понять, в чем дело, чем я воспользовалась, крутанув его меч копьем и всадив само копье, кажется, в не защищенное пластинами горло. Следующий татарин остался без руки тоже потому, что не смог вовремя сориентироваться, с какой стороны я подскакиваю. Вот где мне пригодилась моя леворукость!
Как жалко, что копье осталось в татарине, оно бы мне очень пригодилось. Надо иметь второй меч за спиной, ведь я могу биться обеими руками. В следующий раз обязательно возьму.
Но до следующего раза надо было просто дожить. Краем глаза я увидела, что Роман со своими налетел на татар основательно, его дружина просто отсекла от нас всех, пытавшихся прийти на помощь своим с того берега Другуски. По ходу мы просто разметали лагерь, оказавшийся на нашем пути, конных погубил пожар на берегу, устроенный по воле Ворона, а дружина Романа помогла справиться с остальными.
И вот уже край леса, о котором говорил мне Вятич, за ним ложбина между двух оврагов, в которые еще надо не влететь. Не влетели, конечно, потери были, без них не обходится ни один бой, но большинство все же прорвалось. За нами следом туда же примчалась дружина Романа, а вот татарам не удалось, потому что в кустах по сторонам засели лучники князя, встретившие татарских всадников тучей стрел!
Это дало нам возможность развернуться и приготовиться к появлению татар. Мы прекрасно понимали, что они не остановятся и немного погодя пойдут в атаку на нас уже большими силами. Что делать дальше, я просто не знала, потому сразу обернулась, ища глазами князя. Теперь мы поступали под его командование.
И тут… свет померк в моих глазах, потому что я увидела Романа Ингваревича и мгновенно поняла, что это конец. Князь был ранен, он держался в седле, видно, из последних сил. Подскочили дружинники, помогли сойти с коня. Я тоже кинулась к нему:
