Руси, если это вообще возможно.
– Вятич, ты хочешь сказать, что у Невского один выход – дружить с Батыем?
– Да не дружить, зачем он сдался, а заключить союз, чтобы не быть размолотым двумя жерновами. Если хоть этот жернов остановится, он сможет удержать второй, вернее, зная о союзе русских с монголами, те же ливонские рыцари просто не рискнут напасть.
– Добровольное признание ига?
– Знаешь, иногда лучше откупиться, чтобы не отобрали все вместе с самой жизнью.
И все равно я не могла принять вот такое добровольное подчинение Батыю!
– Лучше я его все-таки убью.
– Придет Гуюк.
– И что?
– Да то, что Батыя знаешь как зовут? Саин-ханом, Светлым ханом. А Гуюк прославился своей жестокостью и зверствами.
От возмущения у меня даже перехватило дыхание.
– Нашел светлого хана! Это с каких пор гадов ползучих стали светлыми звать?! Да по нему не просто международный трибунал плачет, для него электрический стул самый легкий приговор!
– Все сказала? А теперь чуть?чуть послушай. За пять лет до взятия монголами Киев переходил из рук в руки семь раз, и каждый раз дочиста грабился, а жители либо истреблялись, либо уводились на свои земли. Кем, Настя? Своими же русскими князьями. И Рязань Великий князь Юрий Всеволодович сжег дотла, предварительно выгнав оттуда жителей. Твои отец с бабкой, между прочим, именно так все и потеряли, оказавшись нищими во Владимирских землях.
– Зачем?
– Что зачем?
– Сжег зачем?
– А чтоб не возвышалась и его силу признала.
– Ну и признали бы.
– Так они, Настя, признали, но князь решил на всякий случай сжечь, чтобы потом не отказались. Знаешь, сколько таких примеров привести можно? Думаешь, князь Ярослав Всеволодович лучше? Или Александр Ярославич не так поступать будет? Просто ему еще не доводилось…
– Ну и что ты хочешь сказать, что Батый лапочка, и ему орден дать?!
– Я хочу сказать, что из двух зол выбирают меньшее, а уж из многих зол тем более. Сейчас Невскому, да и его отцу с Батыем лучше дружить и платить монголам дань. Придет время и Дмитрия Донского тоже…
– Это кто? – осторожно поинтересовался Глеб.
Я махнула рукой:
– Герой, который монголов побьет!
– Когда?
Пришлось опомниться, вздохнуть:
– Ох, не скоро…
– Откуда ты все про будущее знаешь?
– Есть у меня приятель один, советуюсь.
– Так чего ж ты заранее про этих аспидов не предупредила?
При одном воспоминании о Рязани у меня взыграло все внутри.
– Это я не предупреждала?! Да я в Рязани почти на площади об этом орала.
– И чего, не послушали, что ли?
– А то!
– Ох, беда, русские всегда так. Вот и меня тоже никто не слушает, иногда думаю: может, и не говорить ничего?
Я буркнула:
– Может…
Разговор закончился ничем, но после ухода Глеба я получила от Вятича по полной программе, как, собственно, и ожидалось. Разве можно вот так открыто обсуждать то, чего еще никто не знает?
– В поруб захотелось? Никакой владыка Спиридон не спасет.
– Вятич, ну не могу я молчать, когда судьба Руси решается.
– Рот себе зашей, но молчи. Дело делай, а не с Глебом болтай. Он завтра кому-нибудь скажет, что Настя все про будущее знает, тебя и спросят строго.
Я понимала, что Вятич прав, во всем прав, но ничего поделать с собой не могла.
Одно радовало: Вятич все-таки очнулся. Несмотря на свою слепоту, он стал думать не о том, что обуза, а о том, что делать дальше.
– Ты помнишь, что будет дальше?
Пришлось честно сознаваться, что нет. Помнила только о том, что князя Ярослава в Каракоруме отравит эта самая Туракина, потом туда же поедут Александр с Андреем, но вернутся живыми. А еще, что Невский побратается с сыном Батыя Сартаком. Тот вроде даже христианином станет.
Вятич, выслушав мои исторические сентенции, кивнул:
– Не все так, но похоже. Не думаю, чтобы это Туракина травила князя Ярослава, ей ни к чему.
– Это почему же? Он Великий князь Руси, главный…
– Настя, прикинь размеры Монгольской империи и размеры Владимирской Руси. Тем более Ярослав уже признал свое подчинение Каракоруму, даже сына туда отправлял. Нет, там что-то не так, ханше проще найти у него какую-нибудь провинность и казнить в назидание остальным.
– Какую, он наверняка осторожен?
– Запнулся ногой о порог, не так принял ту же чашу… Нет, об отравлении писал только папский посол Карпини. Не их ли рук дело?
– Тогда надо сказать князю Ярославу, чтобы держался от этих послов подальше.
– Надо, только не получится, ведь их обязательно будут селить и за столом сажать рядом. Монголам наплевать на европейские разборки. Не Ярослав, так другой будет, лишь бы дань платил. К тому же Ярослав Всеволодович ставленник Батыя, а этого хана в Каракоруме любят не больше тебя.
Клянусь, на мгновение мне стало Батыя… жаль! Чтобы задавить это непривычное чувство, я взъерепенилась:
– Нет, Вятич, это ужасно! Из-за какого-то Батыя должен гибнуть отец Невского! Это несправедливо и увеличивает вину Батыя, между прочим!
– Думаю, у Батыя и без князя Ярослава вины хватит, чтобы быть тобой проклятым, а вот посоветовать отцу Невского держаться подальше от Карпини действительно надо. Это можно сделать через владыку Спиридона. Тяжко старику, но что поделаешь, если на его годы такое выпало.
У наших ворот остановился возок. Ну, возок и возок, мало ли кто ездит мимо и даже приостанавливается, но меня почему-то просто снесло с крыльца навстречу… Лушке!
Наверное, это смотрелось дико: две взрослые женщины с визгом бросились друг к дружке в объятья. Челядь изумленно замерла, но нам было наплевать. Луша вернулась, моя Луша со мной! Живая, здоровая, улыбающаяся…
Я только крикнула в сторону дома:
– Вятич, Луша с Анеей!
Тетка, выбираясь из возка, критически заметила:
– И не только…
Действительно, третьим был серьезный крепыш примерно Федькиного возраста. Племянник!
Я как полоумная вцепилась в малыша и принялась его тормошить:
– Тебя как зовут? Ну, скажи, как тебя зовут?
Бедный ребенок, перепугавшийся из?за наскока ненормальной тетки, молчал.
– Луш, он по?русски не понимает? Не говорит?
– Все он понимает и говорит. Испугался просто. Яном его зовут.
Ян действительно не вынес моих измывательств и с ревом уткнулся в подол матери. Луша, смеясь, гладила его по светлой головке:
