князь Александр кинул им монету:
– Идите, он сам виноват.
Одежду сменили, а вот деготь в волосах долго не поддавался никакому вычесыванию. Чекан, не позволяя выстригать, ходил с полосатой башкой, приводя в изумление всех его видевших. Черные в Сарае были, белые имелись, сивые тоже, а вот полосатых явно не наблюдалось, ну нехватка у них полосатых, хоть плачь.
Я попробовала успокоить бедолагу, заявив, что не один он в полоску, даже лошади такие бывают.
– Иди ты? – забыв о собственных несчастьях, изумился любопытный Чекан.
– Да, в черно-белую полоску, зебрами зовут.
– Это их чего же, красят, что ли?
– Нет, мамы такими рожают.
– Какие мамы?!
– Зебрины, ну, зебры-мамы.
– А…
Не знаю уж, чего он там себе понял, но уже на следующий день я услышала, как Чекан рассказывает какому-то чужестранному купцу, что у него дома в пруду полным-полно полосатых зебр. Купец, едва ли что- то понимавший по?русски, таращил на Чекана глаза, а тот хватал его за рукав халата и настаивал:
– Не веришь? Во такие! – руки расходились в разные стороны, показывая почти натуральные размеры зебры, рукав высвобождался, но стоило купцу чуть отодвинуться, как рука Чекана возвращалась на место, пальцы снова захватывали ткань халата и повествование продолжалось. – А поют заразы как… – глаза Чекана мечтательно закатились, словно он не в силах описать словами испытываемый восторг от сладкоголосых зебр, – по весне. Ага.
Купец осознал главное – у этого странного уруса есть что-то такое, от чего стоило закатить глаза. Ему можно верить, таких волос не было ни у кого. Реакция купца после осознания столь важного факта, как наличие у Чекана чего-то малодоступного другим, была мгновенной, он поинтересовался стоимостью, причем сделал это жестом, понятным всем, что в двадцать первом, что в тринадцатом веке.
Теперь Чекан оказался в замешательстве, которое длилось всего мгновение. Он почти презрительно помотал головой и даже рукой махнул, мол, у тебя столько нет. Это привело купца в неистовство, теперь уже он вцепился в рукав Чекана, уговаривая продать хоть одного, страдалец так и показывал, поднимая грязный палец и заглядывая строптивому русскому в глаза, мол, хоть одного. Но новгородец не поддавался, в тот момент он был так похож на надменного верблюда, что мне на миг показалось: сейчас плюнет.
– Чего это он?
Не я одна наблюдала за Чеканом, князь тоже прислушался, пытаясь понять, о чем ведет речь с чужаком его слуга. Я, не выдержав, прыснула в рукав:
– Купцу поющих зебр из пруда торгует.
– Кого?!
– Я ему рассказала, что есть такие полосатые лошадки в черно-белую полоску, зебры.
– А при чем здесь пруд?
Дольше терпеть я не могла, прыснув снова: «Это ты, князь, у Чекана спроси» – поспешила прочь, чтобы не позорить полосатого вруна на весь Сарай.
Не знаю, вмешался ли князь, но купец Чекана дожал-таки, тот, видно, пообещал пару голосистых зебр по сходной цене… Ко мне врун подошел почти бочком:
– Насть, слышь, а где эти твари водятся?
– Какие? – я старательно сделала круглые глаза, словно и не подозревая, о чем пойдет речь.
– Ну, которые как я, в полоску.
– Далеко… очень далеко…
– Че ж делать? – Рука Чекана полезла привычным для русского жестом в его блондинисто-деготные волосы.
– Обещал кому?
– Ага. Купец, зараза, настырный попался, продай да продай, весь день хвостом ходил.
– А ты бы ему не врал про поющих в пруду зебр.
– Я ж думал, он не понимает.
– Ты хоть задаток не взял?
– Не, хватило ума. Только обещал, как в Новгород приедет, показать и подарить одну такую.
– Скажешь, что улетели по осени в теплые края, а обратно не вернулись.
– Из пруда-то?
– А почему петь можно, а летать нельзя?
По заблестевшим у Чекана глазам я поняла, что предложенный выход ему понравился.
– Ну и голова у тебя, Настька.
– Естественно.
– Чего?
– Проехали.
– Куда?
– Вперед в светлое будущее.
Хорошо, что рядом не было Вятича, иначе получила бы разнос за словесную самодеятельность. Вот понимала же, что нельзя так разговаривать, а язык срабатывал раньше, чем мозги.
Ночью мне снился Чекан, летящий во главе косяка верблюдов и орущий: «Весной споем!» Кажется, я орала в ответ: «Только АВВА!»
Лично мне не нравились явно подпортившиеся отношения братьев-князей. Помня их боевую дружбу, я дивилась нынешней прохладе. Неужели это из?за власти? Два Ярославича, два брата не только кровных, но и боевых, что иногда бывает куда серьезней. В Сарае держались если не враждебно, то уж отчужденно. Смотреть было горько, хотелось крикнуть: «Что же вы?!»
Я убеждена, что если этот мир придумал Господь, то дьявол изобрел власть в нем. И не огонь с водой или медные трубы самое страшное, а вот эта возможность властвовать над другими, возможность, за которую отдают свои души даже самые сильные и мудрые. Искушение властью самое сильное искушение в жизни. Обидно, если князь Александр его не выдержит.
А такая опасность была, ведь, войдя в доверие к Батыю, князь мог получить ярлык на всю Русь в обход законного дяди князя Святослава Всеволодовича, и кто знает, как повернуло бы… Невский и так был самой значительной фигурой в Северной Руси (а в Южной – Даниил Галицкий), а возможность подмять под себя еще и растерзанный Киев ставила его на недосягаемую для остальных высоту. Как же хотелось, чтобы князь просто вернулся в Новгород, словно именно этот строгий город мог оградить нашего Ярославича от мирских соблазнов!
Хотелось вернуться, но пока приходилось ждать вызова к Батыю, а потом и вовсе неизвестно чего.
Через день Чекан, зачем-то загибая пальцы, пересказывал, что именно у «этих безбожных» не так. Получалось много.
Одеты все одинаково, что мужчины, что женщины, сразу не поймешь, кто перед тобой.
– Как же ты понял?
– Ха! У них бабы работают! Нет, правда, все бабы делают, и кибитки ставят, и поклажу грузят, и кизяки таскают, и детей рожают…
– Так детей и у нас тоже бабы.
Чекан махнул рукой, от потрясения, которое испытал в этом необычном городе не городе, было не до смеха.
– А мужики слабые, ежели его с коняки ссадить, так совсем хилый. Занимаются только тем, что воюют, охотятся и коней мучают.
– С чего ты взял, что мучают?
– Ага, жилы ему режут и кровь пьют. – Заметив, что многих едва не вывернуло от такого сообщения, он стал рассказывать о другом, да тоже не слишком приятном: – И топят кизяками.
– Чем? – поинтересовался впервые столкнувшийся со степняками Еремей.
– Говном сушеным. Подбирают по степи, сушат и жгут!
