Русью не предвиделось. И отомстить за тысячи погибших пока не удалось. Я видела единственный выход: убить Батыя, но сделать это будет можно, только когда он подойдет к лесам Руси ближе. Либо если нам удастся его туда заманить, возможно, ценой собственных жизней.
Если Вятич со мной рядом и меня не переправляют, значит, нашелся способ побороть шаманку? Вообще-то со мной можно было бы и поделиться секретом…
Но пока не делились, а я гордо молчала.
Его хватку и поцелуй я старательно не вспоминала и от самого сотника старалась держаться подальше. Прошло немало времени, пока пребывание в Пургазовом городе забылось…
Козельск
Делать было катастрофически нечего, и я принялась намекать, а вернее, просто ныть, что и мы могли бы съездить посмотреть, что там с Козельском. Наконец Вятич согласился. Решили ехать по первому стойкому снегу, так легче. С нами собрались четверо козельских парней. Компания подобралась хорошая, подготовились основательно, все же предстояло проехать половину Руси.
И вот мы уже взлетели в седла (мне нравилось именно взлетать, словно демонстрируя свою удаль, после этого в нем сиделось легче), пообещали вернуться через месяц-полтора, и Пургазова весь скрылась из вида. Эрзя проводили нас до Оки, пожелали помощи попутника (духа – помощника в дороге) и развернулись обратно.
За Окой я заартачилась. Мне вовсе не улыбалось снова увидеть место, где я обнималась с трупами, да что нам делать в разрушенной Рязани? Мне пошли навстречу – делать действительно было нечего, Рязань прошли стороной, но на саму дорогу все же выехали, как ни мало по ней ездили теперь (вернее, не ездили вовсе), она была видна, не заблудишься.
Я уже дважды проезжала по этой дороге – один раз в Рязань с Анеей и второй, будучи раненной, обратно в Козельск. Рана давно превратилась просто в шрам, но ровнять его я пока не давала, успеется. Волосы заметно отросли, они снова лежали густой волной на плечах, но в косу еще не заплетались. Однажды я попробовала, получилось очень смешно – толстый обрубок был похож на что угодно, только не на косу. Пришлось пока оставить такую мысль и даже снова подрезать, чтобы не лезли в глаза. Ладно, убью Батыя и отращу косу…
Где-то в глубине шевельнулась мыслишка о том, что времени отпускать косу до пояса у меня уже не будет, ведь меня вернут обратно в Москву. И тут… следующую мысль я осторожно задавила, потому что она была явно крамольной. Я явно… не слишком хотела обратно в Москву. Оправдывалась тем, что здесь еще так много дел.
Сначала шли разоренные места, к виду которых наши глаза были привычны, потом стали все чаще попадаться деревни, где татары не побывали. Вот это было непривычным и даже казалось почти кощунственным.
Я не слишком помнила дорогу, за год пришлось повидать столько, что забывчивость неудивительна, тем более здесь не было дорожной разметки, указателей, обозначений населенных пунктов. Не было и карты, двигались мы по памяти. Парни, отправившиеся с нами, были козельскими, но я куда больше полагалась на Вятича. Вот за кем – как за каменной стеной… Если бы не Батый, так совсем хорошо.
И все-таки большой Оптин лес узнала сразу, что-то словно кольнуло внутри, слишком многое связано с Козельском. Стоило закрыть глаза, и перед мысленным взором вставал сам город, еще не сгоревший, даже не осажденный, где лукавая Лушка училась читать, пыталась обыграть меня в крестики-нолики или размахивала мечом. Где мы с ней бродили по лесу, разыскивая волхва Ворона, купались, собирали малину или купались, когда делать этого уже было нельзя, попались татям и спаслись только из-за моей наглости…
Как же хотелось вернуться в то довоенное счастливое время! Пусть бы снова нас ругала Анея, хмурил брови отец, обещал отходить вожжами Трофим, который в действительности и мухи за всю жизнь не обидел. Снова слышать громкий голос Любавы, рассказывать сказки маленькому князю Ваське, биться деревянным мечом вместо настоящего боевого и не ждать ничего плохого.
Но то время уже не вернуть. Нет Козельска, я-то знала, что он разрушен. Уплыли и теперь неизвестно где Анея, Лушка и Любава. Да и князь Васька со своей матерью-княгиней тоже. Разве найдешь их теперь на просторах Руси без телефона, Интернета и даже адресного стола? Живы ли вообще, ведь уйти из города даже на лодках еще не означает выжить. Летописи твердили, что все жители Козельска погибли. Если все, то кто же рассказал, как это произошло?
Но обличительные тирады в адрес летописцев спокойствию помогали мало, чем ближе к Козельску, тем сильнее билось сердце, тем волнительней становилось на душе.
Я помнила, что за большим лесом Жиздра, а за ней на горе Козельск. Мы не сомневались, что там никого и ничего нет, и все же где-то глубоко жила надежда, что встречусь с Лушкой. Почему именно с ней – неизвестно, но надежда умирает последней, потому я волновалась очень сильно. К тому же Козельск – мое рождение в этом мире.
И вот заснеженный берег…
Конечно, на той стороне никого и ничего. Городские стены разрушены, внутри все выжжено… Вятич, всего на мгновение замерший перед видом печального холма, махнул рукой, показывая удобное место для спуска, где лед надежней и лошадям не придется ломать ноги. Конечно, моста через Жиздру не было, его разрушили еще мы перед осадой, а татары восстанавливать не стали.
Я оглядывалась, стараясь узнать окрестности. И вдруг…
– Вятич, смотри!
На месте, где когда-то была Дешовка, явно виден дымок. Всего один, но он был! А вот на Козельском холме ничего, кроме снежных сугробов – явно заметенных обгорелых остатков стен.
Мы повернули к Дешовке. Никаких изб и даже следов, дымок шел прямо из сугроба. Мелькнула дурацкая мысль: не медвежья ли берлога.
– Э-ге-гей! Хозяева! – позвал Вятич, но никто не откликнулся.
Он прислушался и вдруг соскочил с лошади и двинулся чуть в сторону от сугроба. Я сообразила, что это просто землянка, а сотник увидел следы возле нее.
Так и оказалось, кто-то поспешно уходил от землянки в лес, внутри никого не было, только убогая печурка и какое-то тряпье, брошенное прямо на земляной пол. Мы не стали долго держать дверь открытой, вернее, это была даже не дверь, а просто занавес тоже непонятно из чего, каких-то рваных кож, брошенных ордынцами при отходе. Еще раз позвав хозяев и оглядев все вокруг землянки, Вятич громко крикнул:
– Хлеб оставлю на пеньке!
Он вынул из своего мешка большой хлебец, старательно завернул его в чистую тряпицу и пристроил на пеньке – чурбачке перед входом.
– Пошли, при нас не выйдут, боятся. Не стоит их морозить в снегу…
– Как ты думаешь, кто это?
– Из Дешовки кто-то, кому ж еще?
Мы отправились в сторону Козельского холма.
Двое дружинников, сопровождавших нас, спокойно поджидали у самого рва. Ров замерз, но моста, который монголы построили для своих осадных машин и штурма Козельска, не было, сожжен.
Пробирались осторожно, все же снег занес рвы и ямы, которые козляне накопали перед самой осадой, легко можно угодить в западню, которую устраивали для врагов. Игнат мотал головой:
– Все разрушили… Видно, сильно злые на нас были.
– А ты как думаешь? Мы там столько их воинов пожгли.
Стены действительно разрушены, и с трудом можно понять, где что когда-то стояло. Но снег белый- белый, нетронутый, совсем не как в Рязани.
На меня нахлынули воспоминания… Вот здесь был княжий терем, с крыльца которого разглядывала окрестности княгиня Ирина, обычно скорбно поджав губки. А внизу с визгом носился маленький князь Васька. Вон там воинская изба, рядом площадка, на которой мы отрабатывали свои умения биться деревянными мечами. Насколько же это не похоже на настоящий бой!
Вон там была вотчина Иллариона, жаль, что он не смог поехать с нами. А может, не захотел? Я же не захотела появляться в Рязани, чтобы не будоражить воспоминания…
