– Много чести, курчонок ты мой щипаный. Перчатка брошена, придется поднимать.
Осада началась.
Я не знала, как далеко идет потайной ход, и меня начали мучить опасения, потому что монголы расположились, кажется, по всей округе. Куда ж уходить?
У Батыя с собой явно не было больших осадных машин, таких, какие разбили стены Рязани. Понятно, тогда их притащили по льду Оки, а здесь пришлось продираться через лес. Но монголы тут же начали собирать малые машины, причем делали это на виду у защитников, чтобы поняли, что им грозит.
Еще одну страшную вещь увидели те, кто стоял на стене. Под большими котлами были разведены большие костры.
– Это еще зачем? – удивился Алджибай.
Я знала зачем, но объяснять не стала, развернулась и поторопилась прочь со стены. Вятич за мной.
– Что?
– Они будут вытапливать жир из пленных, чтобы смазывать свои машины.
– Что?!
– Да, так было под Рязанью.
Стены еще не дрожали от ударов, камни метнули всего несколько раз, только пристреливаясь. А потом все затихло. Мы поднялись наверх посмотреть, что творится. Две осадные машины были уже собраны, и ни у кого не оставалось сомнений, что долгой осады не будет, просто не нужна. Вот эти адские устройства разобьют самый прочный тын за пару дней. Остальное доделают ворвавшиеся в город толпы головорезов. Понятно, что вот эти внизу никого жалеть не станут. Кажется, даже наемники Алджибая осознали, с кем связались.
– Последний день Помпеи…
– Чего так мрачно, гляди на жизнь веселей.
– Кофе Жокей… – невольно буркнула я.
– Что?
– Да так, реклама, чтоб ее.
– Настя, здесь Гугл бессилен. И Яндекс тоже.
– Да! Здесь помогут только международные санкции, ООН например. Но, боюсь, так долго, до ее основания, мы не продержимся.
– Это факт, который приходится признавать.
Вятич пытался шутить, но шутки выходили натянутыми. У нас просто не было другого выхода, кроме как погибать. А я еще не встречала тех, кому бы эта перспектива очень нравилась.
Оглядев окрестности со стены, я мрачно объявила:
– Батый сволочь!
Бровь Вятича удивленно приподнялась:
– Ты в этом сомневалась?
– Нет, но неприятно лишний раз в этом убеждаться. Слушай, а может, он за пайцзой пришел? Мы же не вернули.
– Угу, а заодно за твоей головой.
Я вспомнила монгольских всадников и жителей Сырни.
– А может, мне выйти?
– Зачем?
– Чтобы спасти жителей Сырни.
– Настя, их все равно вырежут.
От стены быстрым шагом шел Алджибай, его взгляд, брошенный на меня, был чуть странным, словно «погранец» извинялся за что-то. Мелькнула мысль, что они решили меня выдать Батыю, чтобы сберечь город. Все верно, если монголам нужна я, то к чему гибнуть всем?
Так и есть, загудело било, созывая горожан на площадь. Я почему-то была совершенно спокойна. Отдадут так отдадут. Жаль, что не убила Батыя, но знать, что на моей совести гибель стольких людей… А еще жаль, что погибну не в бою, а в муках. Нет, я решила попросить об одном: не связывать меня, чтобы смогла хоть плюнуть в рожу этому гаду!
Горожане собрались быстро, все же большинство либо на стенах, либо где-то рядом, подносили стрелы, болты, кипятили воду в ожидании штурма. Алджибай поднялся на возвышение, оглядел притихшую толпу. Он говорил по-русски, нарочно, чтобы поняли и мы тоже. Сказал, что монголы прислали требование выдать им русскую женщину-воина в голубом плаще.
Сотни голов повернулись в мою сторону. Я усмехнулась: Батый верен своему сволочному характеру. Шакал паршивый! Отправить Пуреша с дружиной подальше от его земель, чтобы не мог помешать, стравить эрзя и мокшу… Зря мы не отправили кого-нибудь к Гуюку с рассказом о выжженном знаке! Может, рассказать сейчас? Какая теперь разница. Я знала только одно: Вятич не отдаст меня, а значит, погибнет сам. Плохо, потому что это глупая, бесполезная гибель.
Пока размышляла, пропустила, что еще говорил Алджибай, но судя по тому, как смотрели на меня вокруг, речь шла именно обо мне. Вятич усмехнулся, но не зло, не горестно, скорее довольно. Толпа одобрительно загудела. На помост выскочил Чабас (кто назвал этого бешеного аскиза Чабасом – «спокойным»?). Закричал что-то по-своему, потом перешел на мокшанский, потом что-то выкрикивал по- русски. Я поняла одно – скрученную из его пудового кулака фигу.
Шумели еще долго. Но когда я решительно шагнула на помост, толпа вмиг затихла. Я смотрела на эти такие разные лица, ставшие за последние дни родными, взгляд невольно выбирал знакомых… Вон стоит рослая худая проститутка Рахиль (никто не знает, как ее зовут в действительности), вон Мазава, она и правда красавица, имя не лжет. Вот крупный, всегда угрюмый добряк Овтай (медведь). А кто прозвал Чавкой (галкой) белобрысого парня – загадка. Много знакомых лиц, с кем-то вместе рыли волчьи ямы, кого- то учила биться мечом, у кого-то училась сама… И они должны гибнуть из-за меня? Нет!
Я низко поклонилась народу.
– Спасибо, что не хотите выдавать меня Батыю, но я не хочу, чтобы из-за меня погиб город. Я сама выйду.
Толпа взвыла. Вперед снова шагнул Алджибай:
– Не то говоришь. Мы уже решили тебя не отдавать. А биться с Бату-ханом будем не только из-за тебя, но и за себя, за свою волю, свою жизнь.
– Их очень много.
– Больше не значит лучше.
– У них осадные машины, они разобьют стены и вырежут всех в городе.
– Всех не вырежут, я тоже знаю, где тайный ход, кого сможем, выведем. А остальные будут биться насмерть. Эх, Настя, разве можно воина смертью запугать?
Монголы крутили карусель, поливая стены бесконечным количеством стрел. Среди них были те, что несли огонь, деревянные постройки начали гореть. Через тайный ход все шли и шли горожане, это были семейные женщины с детьми. Категорически отказались уходить труженицы дома терпимости, объяснив просто: мы, мол, всегда вместе с теми, кто нам люб. А любы были, конечно, воины.
Но бесконечно это продолжаться не могло, на стенах не показаться, кроме того, кое-где начали гореть и сами стены… Алджибай собрал своих воинов, я своих. Много раненых, много уже отсутствовали.
– Надо выходить и биться мечами, чтобы не сгореть тут, как поросенку на вертеле!
Другого мнения не было. Последний бой.
К нему готовились, как действительно к последнему, все прекрасно понимали: никому не выжить. До блеска начистили оружие, переоделись в чистые рубахи, помолились каждый своим богам…
Вятич долго смотрел мне в глаза:
– Настя, запомни одно: у тебя мощный оберег, но тебе пора. Ничего не бойся, только будь все время рядом, я должен успеть.
– А ты?
– Все будет хорошо.
– А ты?!
