Никто не торопился заполнить удлиняющуюся паузу. Он улыбнулся. Большие глаза немедленно отозвались, и она улыбнулась в ответ. Какая неразумная щедрость.
– Очень рад видеть Вас здоровой, принцесса. Не уверен, что Вы запомнили моё лицо.
– Я тоже не была уверена, что Вы мне не привиделись.
– То время вспоминается как один длинный сон, не правда ли? Меня зовут Вар, чем я могу быть Вам полезен, принцесса?
– Я приехала отблагодарить своего спасителя. Можете называть меня Ло, – она протянула ему свою нежно-жёлтую руку.
Они вошли внутрь пещеры, она сделала телохранителям знак остаться у входа.
– Я помню этот запах, – она вдохнула густой воздух. Один предмет нехитрого убранства его жилища сразу заинтересовал её. Они подошли к ванночке.
– Как долго я лежала здесь?
– Несколько дней, я не помню точно.
– Нас нашли через пять дней после аварии.
– Почти всё это время Вы провели в этой ванночке. В голубой воде.
Вот они уже снаружи пещеры, прищуривают глаза от яркого света.
– Я бы очень хотела, чтобы Вы приехали в наш город. Обещайте, что выберете для этого время.
Он пообещал. Из сумок появилась небольшая рация и много продуктов. Продукты были отобраны с тщательностью и заботой, но ничего от главного телохранителя отца принцессы, к сожалению.
В неподвижном воздухе самого тихого часа ночи, под серой темнотой неба над городом Шаш сгущались сны. Над крышами домов, вдоль неразличимых в темноте пешеходных дорожек и пустынных улиц. Над безмолвными площадями, монотонно шумящими фонтанами и едва различимыми силуэтами памятников. Хорошие сны и тяжёлые, простые и замысловатые. Наполненный нежностью скучающего по любви сердца, бродил среди них и сон Вара.
Не встретиться ему со сном Зары в эту ночь. На то, чтобы уснуть, не было никакой надежды. Предметы за спиной растворились в черноте зеркала вместе со стенами, потолком и полом. Пересекающая комнату неподвижная полоска света от уличного фонаря пролегала по гладкой коже выемки груди, по животу и исчезала где-то между бёдрами внизу. Полоска осветила вмятину от прижатого к груди большого пальца правой руки. Остальные пальцы руки тоже охотно отзывались в темноте на упругое сопротивление её плоти. Только соски ощущали движение воздуха от окна. Она посмотрела в свой едва различимый левый глаз. Правый растворился вместе со всем остальным. Сквозь невидимый зрачок, глубоко внутрь себя. Заблестела в слабом свете слезинка. На улице и в доме было тихо. Не забыла ли она закрыть дверь? Справа тикали невидимые часы. Где там маленькая стрелка? Два? Три? Тело не знало, как освободиться от нарастающего неспокойствия, и ожидало испуганно и терпеливо.
Ой, пришло. Зара беспомощно придавила живот обеими ладонями и замерла. За первой мягкой волной сразу последовали сильные, резкие. Остановить их было невозможно, она быстро прекратила своё слабое сопротивление, привалилась к спинке стула и раскинула в стороны расслабленные ноги. С тихим удовлетворением чувствуя, как замирает ночной город. Город знал своих шаш.
Одна за другой неудержимые волны стали выходить из неё, наполняя сердце испугом. Нечего бояться. Они не приносили никакой боли, напротив, облегчение. Зара задышала глубоко и прикрыла глаза, беспомощная и всесильная, выталкивая из себя с силой и сожалением нежеланные чувства. Нежеланные? По щекам покатились быстрые струи.
Она почувствовала, как за спиной, за двумя толстыми стенами квартиры отозвалась во сне её мама. И подружка этажом выше. Еще несколько шаш их многоквартирного дома. Откликнулись в соседних домах. Невидимые волны покатились по безлюдным улицам. Они проникали в тихие жилища, усиливались поддержкой тёплых животов и устремлялись дальше.
Волны быстро поглотили тенистые одноэтажные районы округи, прошли без сопротивления сквозь скопления высотных домов в центре. Достигли окраин города, продолжили движение по селениям вдоль дорог, а затем быстро угасли, неподержанные, в пустоте безлюдной земли. Следом приходили новые.
Ровное, едва различимое гудение наполнило ночной воздух. Не лаяли собаки, не мяукали кошки. Отзывались только дающие жизнь животы. Белые и смуглые. Упругие и не совсем. Неспокойные. Во все времена немало таких в большом городе. Их мучили обиды. Свои и чужие. Прошлые и грядущие. Свежие и уже почти забытые. Обманутые надежды и невыполненные обещания. Есть желающие выслушать? Устало вздыхал Шаш. Уже совсем поздний час. Но сделать ничего нельзя, только переждать.
Давно так много не накапливалось в городе. Большое волнение. Беспокойные сны виноватых стали проникать и в самонадеянные, твердые головы. Заворочались тела, задвигались ноги, напряглись шеи. Поделом. На мокрые щеки Зары легла прячущаяся в темноте улыбка.
Посреди этого смятения, в своей любимой кровати, ещё не забывшей мягкие изгибы зада Зары, под защитой принцессы спал Вар, чувствительные окончания и сердце в приятном расслаблении.
Говорят, что пришла однажды шаша к тенистому месту под большим деревом, склонившим ветки над быстрым каналом. Прикрыла руками своё мокрое лицо. И Солнцу не осушить эти солёные струи, куда уж там тёплому ветерку. Капля за каплей они просачивались сквозь прижатые друг к другу пальцы и падали на сухую глинистую землю. Журчала в завихрениях вода. Холодная, спешащая.
Нет во всей долине другого места, куда могла бы шаша принести свою обиду и боль. Ни к родным, ни к друзьям, ни к тому шашу, которому случилось поверить её сердцу. Но верить никому нельзя. Кто возьмётся разубедить в этом молодую шашу? Она подняла свои глаза наверх, в сторону скрытого за густой пыльной листвой Солнца. Она обратила свой взгляд на далёкий горизонт в дымке дрожащего воздуха. Не видно Белых гор. Если идти долго, долго, можно достичь их высот и стать там одной из бесчисленных ледяных глыб. Она легла животом на пыльную тёплую землю. Стать твоей частью. Никто не посмеет обидеть. Никто не пойдёт против твоей силы. Сердце шаши желало силы. В нём было мало места для покорности. И прощения.
Приятна земле тяжесть созревшего тела. Мягкость живота, упругость груди, тепло влажной щеки. Зачем тебе эта сила и эта твёрдость? Слишком тяжёлая ноша для молодой шаши. Зачем она тебе? Выплачь свои обиды и пусти их по ветру. Дай им затеряться в безлюдных землях, раствориться в горячем воздухе пустыни, унестись по другую сторону гор. Так будет легче и тебе, и мне.
В плотной глине отдавался стук непокорного сердца. Оно не верило. Не желало оно мириться, прощать и забывать. Не знало как. Помоги!
Непросто земле. Нельзя так обижать моих шашей. Как не пожалеть непослушную? Трудно тебе будет в жизни. Помоги, стучало сердце.
Возьми от меня, согласилась земля. Мы с тобой одного предназначения. Пришло снизу волнение и достигло распластанного тела. Из самых глубин, неудержимое и неоспоримое. Наполнило тихой надеждой забившееся с новой силой сердце. Заколебался маленький пупок на белом животе. Шаша повернулась на спину, чувствуя, что не в силах совладать со своим телом. Пришёл испуг, пришло облегчение, пришла тихая радость.
Сумки в руках тяжелели. Приподнятое настроение, с которым они вошли внутрь через большие ворота, улетучивалось. Пора закругляться. Прохладные, полуденные тени уже легли на грязный асфальт, на большие и маленькие кучи плодов, на торговые прилавки и на лица людей. В осенних запахах базара преобладали сладкие ароматы дынь, персиков и ещё бог знает чего. В это время года настоящий шаш обязательно заглянет по дороге с работы на один из главных рынков города. Или на небольшой местный базарчик. А такой урожайной осенью уж по крайней мере остановится возле торговцев, расположившихся на оживлённом перекрёстке.
Народу прибывало. Старающиеся казаться незаинтересованными, продавцы внимательно следили за обтекающей прилавки деловито-озабоченной толпой покупателей. Многолюдие и шум не раздражали утомлённых к концу дня горожан, наоборот, редкое сердце оставалось равнодушным среди такого изобилия.
Вар тащился позади друзей и не участвовал в выборе и торгах, только в помидорном ряду решил предложить своё мнение, проигнорированное более энергичными друзьями. Наконец они подошли к концу списка, оставалось купить большую дыню, что, теоретически, должно было быть совершенно простым делом. Город завален превосходными дынями. Выбирай любую – не ошибёшься. Но разве за простотой
