— А ты как думаешь?
У Ляли не было правила «двух часов», но обычно она вставала после того, как буря улеглась: муж ушел, няни приступили к своим обязанностям, а кухня освобождена от утреннего набега.
На секунду Рита устыдилась того, что осмелилась побеспокоить подругу в такую рань, но с юношеских лет она старалась гнать от себя это бесполезное чувство.
— Мне какой-то козел позвонил и разбудил, — сказала Рита и автоматически закурила следующую сигарету. На другом конце провода воцарилось гробовое молчание.
Будь это другое время суток, они бы с удовольствием обсудили столь вопиющее безобразие в течение как минимум получаса. Случалось, они разговаривали по сто раз в день и на менее интересные темы. Но сейчас в трубке слышалось только недовольное сопение.
— Ля-ля, Ля-ля! — Рита вкрадчиво позвала подругу.
— Ну-у-у…
— Послушай меня!
— А я что делаю?!
— Мне приснился сон, все как раньше платье сумасшедшее, я худая, мы с тобой в магазине. — От волнения Рита с трудом подбирала слова; подперев трубку телефона подбородком, она шарила руками по столу в поисках пепельницы. Голос подруги прозвучал неожиданно резко:
— Слушай. — Уловив интонацию, Рита вжала голову в плечи и насторожилась. — Ты совсем допилась до чертиков! Звонишь в несусветную рань, чтобы рассказать про сон! Позвони чокнутой Ире, она любит разговаривать про потустороннее. Она тебе растолкует, к чему снятся платья в стразах, сверьтесь по сонникам! — Ляля закончила свою гневную тираду почти крича.
Рита представила, как аккуратно, чтобы не привлекать внимания, сползает с кровати Лялин муж Миша, бесшумно скрывается в ванной. Все боялись Лялиного гнева. Все, кроме ее детей.
— Я думаю, что в твоем случае это проявление белой горячки. Или это к распродаже в ЦУМе. Я здесь при чем?! — Рите показалось, что после всего Ляля просто бросит трубку. Но она замолчала. Из трубки просачивался холод.
— Да послушай! — Рита набралась смелости и прервала опасную тишину. — Я хочу что-то поменять в жизни! — Она вскочила со стула и начала нервно расхаживать по кухне, придерживая голову рукой, поскольку каждая вибрация отдавалась ударом маятника в затылке.
— Рита, блин, смени парикмахера, пойди работать, брось пить, курить! Какие проблемы?!
Лялино раздражение было объяснимо. Бесконечные бесполезные разговоры о Ритиной неустроенности порядком поднадоели ей за последний год.
Но такого явного пренебрежения Рита вынести не смогла, тем более что еще находилась под воздействием шампанского, последний бокал которого она употребила за завтраком, перед тем, как покинуть свою уже сдувшуюся, как воздушный шарик, компанию. Молодежь! Засыпают за завтраком.
Впервые за долгое время Ритин голос задрожал, и слезы навернулись на глаза. Она удержалась от истерики даже тогда, когда безумный норвежский стилист покрасил ее в цвет азербайджанского помидора! Она, не проронив ни слова, вышла из салона и, не поднимая глаз, дошла до следующего заведения, где ей вернули жалкое подобие того, что мужчины считали «натуральной блондинкой».
— Работать?! Может, мне еще на панель пойти? — выкрикнула Рита, подавляя подступившие рыдания.
— А что, это мысль! — Ляля завелась не на шутку. Не обращая внимания на сдавленный голос подруги, она продолжала: — Знаешь, Рита, есть такие люди, которые работают. Есть такое слово «ра-бо- та», — по слогам произнесла Ляля.
— Но ты! Ты не работаешь! — взвизгнула Рита.
— Я домохозяйка, сижу с детьми, — невозмутимо ответила Ляля.
— У тебя два ребенка, один муж, четыре няни, две домработницы и два водителя! — Рита усиленно терла заплаканные глаза. Ее голос звенел от обиды и возмущения.
— Вот именно, представь, сколько времени и сил нужно, чтобы их всех организовать! — Ляля не желала сдаваться. Не хотела уступить, успокоить отчаявшуюся подругу. Похоже было, что она пойдет до конца: Рита имела неосторожность усомниться в том, что весь Лялин дом держался только на ее хрупких плечах. — У меня нет управляющего, я вынуждена все контролировать сама. — Ляля перешла на спокойный, отдающий надменностью тон.
Рите стало еще страшнее. Она изо всех сил боролась за то, чтобы их разговор не сузился до Лялиных проблем, удалившись от одинокой сгорбленной фигурки в сетчатых колготках и сигаретой в руке.
— Ага, ага, — примирительно согласилась Рита, — вот видишь, я и говорю, что-то изменить… У тебя есть муж, детки, и я мечтаю о том же.
— Слушай, такой муж, как у меня, никогда бы не был для тебя достаточно богатым и влиятельным. Ты всегда хотела только самых-самых… Ну и что ты имеешь? Теперь сидишь в роскошной квартире, в лучшем доме с видом на храм, — последние слова Ляля произнесла с той же интонацией, с какой Рита объясняла несведущим, где находится ее дом, — но без мебели, и все твои итальянские бальные платья висят на вешалках из «Икеа». В этом вся ты, — продолжала выговаривать Ляля. — Сидишь с голой задницей на кожаном стуле, а в руках сжимаешь крокодиловую сумку.
— Неправда! — Рита по-детски захныкала, хотя ее глаза уже были абсолютно сухими. — Я его любила, а он меня бросил!
На том конце провода послышался гомерический хохот:
— Да ты помнишь, как он выглядел? Он мог по три дня домой не приходить за один брильянтовый браслет!
— Не просто браслет, весь Голливуд гонялся за ним, чтобы надеть на «Оскар». Это была ограниченная серия, таких всего три, — назидательно поправила Рита, не заметив, как с упоением погрузилась в детальный рассказ о своем браслете в сто первый раз.
— Да-да, я слышала, — усмехнулась Ляля, — такие браслеты только у тебя, Майкла Джексона и английской королевы.
Ляля не только не разделяла слепую страсть Риты к камням, ее также безумно раздражало соревнование, в которое Рита вступала с голливудскими звездами и бомондом. Увидев «свое» или похожее кольцо на ком-нибудь из звезд в журнале светской хроники, Рита тут же звонила Ляле и хвасталась этим фактом. Она всегда вырезала и сохраняла все картинки, где были сфотографированы «ее» драгоценности и наряды. Лялю всегда бесило проявление подобного тщеславия в Рите, но их отношения и дружба зародились так давно, что переделывать друг друга не имело уже никакого смысла.
— Вот и любуйся теперь на свой браслет. Позвони, кстати, Джексону, может, он у тебя второй до кучи купит, больше ты его никому не продашь, — отрезала Ляля.
Рите становилось все тоскливее, она подумала о суде над Майклом Джексоном. Она была одной из немногих, кто искренне верил в его невиновность. Судьба несправедлива к ним обоим. Рита вспомнила постигшую ее участь. Она, конечно, не приглашала маленьких мальчиков на ночевку, но один вполне зрелый дядя, который ночевал в ее кровати больше трех лет, приговорил Риту без суда и следствия, почти с полной конфискацией имущества.
— А ты вспомни, как я его избила в кабаре, — вспыхнула Рита.
— Ага, молодец, раньше надо было ревность демонстрировать, — перебила Ляля. — Может, тогда у тебя была бы мебель и место, куда посадить свою голую задницу! Ладно, все, я пошла спать.
— Давай пообедаем, — жалобно взмолилась Рита, — мне плохо.
Ляля не могла просто повесить трубку, ей стало жаль подругу, в который раз она напомнила себе, что обещала быть снисходительней к людям.
— Как сварить яйцо всмятку? — обреченно спросила Рита.
Расхаживая по кухне, она снова остановилась около холодильника и распахнула дверцу. Кетчуп, яйца, два сморщенных яблока, банка зеленого горошка… Рита достала банку и покрутила в руках. Интересно, откуда это взялось? Она недоуменно поставила банку горошка на место и выудила баночку крема для лица.
— Лучше не рискуй, подожди до обеда. — Ляля еще помнила, как сама в недалеком прошлом осваивала науку приготовления приемлемой для мужа пищи. — Встретимся за обедом, обсудим твою
