– Итак, пойдемте, друзья.
– Я тут говорю дону Лотарио: не ровен час еще душок выскочит..
– Не понимаю.
– Чего тут не понимать? Этот капитан-республиканец в одну прекрасную ночь вообразит себя Приапом, подомнет какую-нибудь Норберту из этих, и, глядишь, через девять дней – духи-то, они ведь шустрые – откуда ни возьмись еще одна картонная маска в лохмотьях.
– Ты невозможный, Антонио. Все об одном.
– А что, по-моему, очень остроумно. Пусть тебе дон Лотарио расскажет, что сегодня утром было.
– Ты мне сам расскажешь. Так где мы ужинаем?
– В баре «Аргентина», мы договорились с этой шайкой – студентами и их девицами, – я им исполню романс про биде.
– Ну так пошли, а то я голоден.
Внизу Плинио заглянул к привратнице. Она была у себя, и он спросил, не видела ли она, чтобы кто- нибудь из знакомых входил днем в квартиру сеньорит Пелаес или выходил оттуда.
– Знаете, сеньор Плинио, у меня было очень важное дело, и весь день меня не было дома.
За стойкой в «Аргентине» смеялись и пили вино студенты и швейцарка.
– Мир дому сему! – сказал Фараон, входя, и, широко раскинув руки, направился к швейцарке, которая дала себя обнять, заливаясь смехом не то от счастья, не то от страха. – Иди сюда, моя лапочка, я накормлю тебя устрицами досыта, пока ты не уехала в свою родную Швейцарию.
Они поздоровались, и, когда Фараон наконец отстал от девушки, а это случилось не сразу, он спросил:
– А где же остальные наши курочки?
– Не смогли прийти, – ответил Серафин уныло.
– Какая жалость! Мне-то ведь как раз нравится та, с Парфеноном. Так, значит, все в сборе?
– В соборе? – робко хихикнула швейцарка.
– В сборе, лапочка, в сборе. Так вот, Серафинито, я сдержал слово. Он уже дома, стоит, голубчик, тебя дожидается.
– Директор мне сказал за обедом. Сказал под страшным секретом и взял с меня слово хранить все в строжайшей тайне.
– Миленькое биде, Мануэль, все в цветочках и зеленых листиках. Я купил его на толкучке. Оно, наверное, времен…
– По-моему, в самом деле оно очень красивое, – согласился Серафин.
– Пошли ужинать, стол уже накрыт.
– Так вот, приходим мы в коллеж, с биде под мышкой…
– Стоп, дон Лотарио, право рассказывать – за мной, зря, что ли, я потратился на эту супницу и целое утро мы провели в хлопотах.
– На супницу? – спросила швейцарка.
– Да, супницу, биде по-испански «супница», радость моя. Здесь это так называется.
Когда подали ужин, Фараон начал свою историю:
– Так вот, как уже было сказано, утром на толкучке я купил портативное биде на трех деревянных ножках стиля не то «ампир», не то «вампир» – не помню точно, как мне его назвали. Само собой, его как следует упаковали – в бумагу и картонную коробку, и мы с доном Лотарио на такси поехали в коллеж к Серафинито. Приезжаем, выходим из автомобиля – я, конечно, с этим инструментом под мышкой. И говорим портье, что мы к сеньору директору. «Как о вас доложить?…» – «Отец Серафина Мартинеса. По срочному делу». – «Очень хорошо. Подождите, пожалуйста, здесь чуток».
– Так и сказал «чуток»? – не вытерпел Хуниперо.
– Ну… минутку. А ты помалкивай, каждый говорит на своем языке. Ждем мы, значит. Через некоторое время он возвращается и говорит, чтобы мы прошли в кабинет… А я, естественно, не выпускаю из рук своей гитары. За столом – лысый сеньор в золотых очках, с птичьим носом, очень вежливо здоровается со мной: «Как поживаете, сеньор Мартинес?» – «Спасибо, сеньор директор. Позвольте представить вам дона Лотарио, нашего домашнего врача».
– Не знаю, как я не прыснул, – перебил его дон Лотарио, – когда он меня представлял – так чинно, с торжественным видом, а директор глаз не сводит с этого злосчастного умывальника. Фараон держит его на коленях. А уж тяжелый он, наверное, будь здоров!
– Еще какой! Будь здоров, какой тяжелый этот «вампир»!.. «Так вот, – говорю я ему, – прошу меня простить, но по соображениям, касающимся здоровья моего сына, я вынужден нанести вам визит вместе с нашим домашним врачом, дабы он подтвердил то, что я скажу». – «А что, Серафин болен?» – «Чтобы он болел – этого нету. Но, как говорится, слабоват он, сеньор… Вы же знаете, молодежь, она такая, плоть, как говорится, играет… Вы меня понимаете?» – «Нет, сеньор», – отвечает он так серьезно, а сам вроде о чем-то уже догадывается.
– Я уже решил, – опять вмешался дон Лотарио, – все пропало.
– Успокойтесь, я знал, что делал. Сперва нарочно нагнал на него страху как следует, чтобы потом потихоньку спустить все на тормозах. «Я прошу вас, поясните, о чем речь», – говорит мне директор, а по тону видать: его одолевают самые черные подозрения. «Знаете ли, – начинаю, – я всегда в жизни
