– Сейчас, сейчас, не горит ведь. Я занят, – и он снова принялся кричать на кого-то.
Я переменила тактику. Дала ему накричаться вволю, а когда он, наконец, замолчал, спросила невозмутимо:
– Кончили? Тогда зайдемте в контору, поговорим.
– Не о чем. Жалко времени на разговоры.
– Вы пойдете со мной, – заявила я спокойно, но твердо.
Мендрас повиновался. Когда мы очутились одни в конторе, я сказала:
– Давайте договоримся сразу: я всерьез намерена работать на этой стройке. А вы или будете мне помогать, или, если угодно, можете уйти. Ясно? Я и сама справлюсь.
– Так только говорится. А вы знаете, кто вел эту стройку? Может, думаете, те пятеро, что тут без конца сменяли друг друга? Говорить они были мастера, а голову ломал и работал один Мендрас.
– Я вам верю. Но поверьте и вы мне. Давайте поговорим о стройке, а потом решайте сами. Мне бы хотелось работать с вами вместе.
– Ну что ж, от разговоров еще никто не умирал! – закричал Мендрас, не умевший говорить тихо.
Мы сели. Я стала его расспрашивать, давая понять, что очень считаюсь с его мнением. Это подействовало. Мендрас начал отвечать по-деловому и становился все приветливее. В заключение, когда мы приблизительно разделили обязанности, он сказал:
– Говорить с вами хорошо. Слушать тоже приятно. А вот как будете работать? На этой стройке еще такого чуда не случалось, чтобы хоть материалов хватало. Вот сейчас мы уже десятый день ждем песок. И так всегда. Посмотрим. Честно говоря, мне еще не приходилось работать с женщиной.
Я взяла на себя самые неблагодарные обязанности: снабжение и всю канцелярию. Мендрас должен был контролировать ход работ. Мы обошли всю стройку. Это походило на смотр передовых позиций перед решающим сражением. Мендрас снизошел до роли адъютанта. Бригадиры качали головами – не то с сомнением, не то одобрительно. После обхода я села просматривать книги замеров, радуясь своей маленькой победе.
– Раз вы всерьез, то и мы тоже! – крикнул Мендрас перед самым концом рабочего дня. – Веселовский! Зови ребят!
Все быстро собрались, сели кто куда, и Мендрас протянул мне полстакана водки.
– Вам начинать, пани начальница!
Я взяла стакан: выпить необходимо, это совершенно ясно.
– За ваше здоровье и за то, чтобы нам хорошо работалось вместе. – Я залпом выпила и вернула стакан Мендрасу.
Он пошел по кругу. Потом Мендрас встал.
– Ну, по домам. И запомните: кто завтра опоздает на работу, будет иметь дело со мной. До свидания, пани начальница.
Этот день был решающим. Назавтра я уже была тут своей.
Работа доставляла мне большое удовлетворение. Но чувствовала я себя скверно. Меня часто тошнило. Я ощущала голод, но когда начинала есть, мне делалось дурно.
Пани Дзюня уговорила Люцину приехать к нам на несколько дней.
– Редчайший ведь случай. Так скоро не представится. В Валим приехала Люцинина свекровь, – объяснила она мне.
– Как твои дела, Катажина? – расспрашивала Люцина. – Ты ничего не писала, и я очень волновалась.
– Он был здесь. Все кончено. Он мне не верил.
– Не верил? Что это значит? Что он сказал?
Люцина тоже за последние годы изменилась. Пополнена, погрубела. Только голос остался прежним.
– Ах, это неважно! Предлагал мне выйти за него замуж. Но теперь уже все позади. Не стоит о нем говорить.
– Значит, конец?
– Да. Хотя мне кажется, что я беременна.
– Неужели? В таком случае он обязан на тебе жениться.
– Вовсе нет, потому что я этого не хочу. – Я лихорадочно придумывала способ переменить тему разговора. Мне было еще слишком больно говорить о Романе. Я тосковала по нему, несмотря ни на что.
– Но тут дело в ребенке. У ребенка должен быть отец, – продолжала Люцина, не догадываясь, как мне тяжело.
– Ребенок не родится.
– Прошу тебя, не делай этого. Увидишь, все обойдется, и вы поженитесь.
– Пойми. Я столько лет жила, как затравленный зверь. Мне нужен человек, который будет судить обо мне по моему поведению, а не по чужим словам. Я была правдива с Романом, ничего от него не скрыла. А он… В общем, не о чем говорить. Не хочу ребенка, во всяком случае – не сейчас.
Я пошла по первому попавшемуся адресу, выписанному из телефонной книги, и в нерешительности
