оставила. Рей помог мне привезти одну из цистерн к складу. Сначала ему нравилось — охотничий азарт. Потом взошло солнце. С того момента уже пятнадцать минут он прячется под одеялом и трет свои воспаленные глаза. Впрочем, он не жалуется. Он никогда не жалуется.
Я заканчиваю заряжать винтовку, ставлю левый локоть на колено и целюсь в ближайшую к нам большую черную собаку. Я должна попадать не только точно в голову, но еще и в ячейку сетки ограды. Одна срикошетившая пуля может погубить весь план. Собака рычит, словно чувствуя на себе мой взгляд, а я замечаю, что у нее со слюной капает кровь, а сама она дрожит, когда солнце попадает ей в глаза. Еще один сюрприз Эдди Фендера.
За час до рассвета Эдди вернулся с дюжиной подельников. Теперь внутри двадцать один вампир, все это крепко сбитые мужчины. Они привели с собой две запуганные белые пары — на завтрак. Все четверо начали кричать, как только их завели внутрь, и не замолкали, пока им не перегрызли глотки. Рей все ходил вокруг меня с несчастным видом, настаивая, чтобы мы сейчас же напали.
Но я отказалась рисковать человечеством ради жизни четырех людей.
— Я бы предпочел, чтобы ты стреляла в людей, — бормочет Рей, прячась под грязной оранжевой накидкой. Это одеяло — подарок от местного бездомного. Я дала ему за него пятьсот долларов и велела бежать отсюда. Хотя мы находимся в густой тени от кирпичной стены, брови Рея покрыты потом, и он все время моргает. Его налитые кровью глаза выглядят так, будто в них плеснули керосином.
— Если это может быть каким–то утешением, — говорю я, — то эти собаки хуже, чем бешеные.
— Что ты имеешь в виду?
— Он дал им свою кровь.
— Не может быть. Собаки–вампиры?
— Могло быть кое–что и похуже. Например, рыбы–вампиры. Представь косяк такой рыбы в океане. Мы бы никогда не смогли всю ее отловить.
Рей слабо усмехается:
— Можно будет поехать на север на рыбалку, когда все это закончится?
— Конечно. Мы будем ловить лосося в реках штата Вашингтон. И ты приятно удивишься, что сможешь обойтись без удочки.
— Лучше с удочкой. Я рыбачил с отцом.
— И я рыбачила с отцом, — признаюсь я. До того, как его убил Якша. Якша… Где может быть его тело? И в каком оно виде? Меня продолжают мучить сомнения, но я откладываю их на потом. Прицелившись в первую собаку, я шепчу Рею: — Я все сделаю быстро. А пока не разговаривай со мной.
— Хорошо.
Я вижу в прицел злобный глаз собаки. Когда я нажимаю спусковой крючок, раздается лишь мягкий шелест воздуха. У меня мелкий калибр, но выстрел сносит собаке верхнюю часть головы. Собака беззвучно падает. Другие собаки ничего не замечают. Но это ненадолго. Они учуют кровь, а, будучи инфицированы кровью Эдди, могут просто взбеситься. Но я не даю им такого шанса. Стреляя почти без пауз, я убиваю всех девятерых тварей меньше чем за минуту. Я кладу винтовку и беру кусачки.
— Сиди здесь, пока я не вернусь, — говорю я. — И будь готов действовать. Если все пойдет по плану, через десять минут мы отсюда уедем.
Босая, я бесшумно несусь к забору. Нам продолжает сопутствовать удача. В этот ранний час улица остается пустынной. Мы совсем недалеко от Колизея, может быть, километрах в трех, в захолустной промышленной зоне города. Делать дыру в заборе не было бы нужды, если бы я просто собиралась протаранить склад нашими цистернами и одним затяжным прыжком очутиться в безопасности. Я отказалась от этой идеи по двум причинам. Я боюсь, как бы Рей, в его ослабленном состоянии, не был убит. Кроме того, я думаю, что если действовать тихо, то мы гарантированно уничтожим всех вампиров. Мой чувствительный нос определил, что раньше склад использовался для хранения поролона, и в нем до сих пор много листов полиуретана. Полиуретан исключительно горюч. План в том, чтобы тихо поставить цистерны у двух концов здания, поджечь десятисекундные запалы к детонаторам, которые я привезла из своего лос–анджелесского дома, и бежать. Обитатели здания окажутся между двумя несущимися навстречу друг другу волнами разгорающегося пламени.
За складом находится высокая кирпичная стена другого заброшенного здания. Огонь ударит в эту стену и отрежет всякий путь к бегству с той стороны. А если кому–то из вампиров вдруг удастся выбраться из этого ада, я буду поджидать с винтовкой у забора. Их можно будет перебить так же легко, как собак. Это хороший план, и он должен сработать.
И все же я тревожусь.
Встав перед забором на колени, я начинаю быстро резать проволоку, высматривая охранников, или голову в одном из грязных окон, или какой–нибудь признак движения внутри склада. Все тихо и спокойно. Новые вампиры Эдди безо всякого сомнения чувствительны к солнцу и вряд ли могут нести охрану после рассвета. Может быть, он слишком уверен в своих силах — я очень на это надеюсь. Мои кусачки работают со скоростью электронных импульсов в телефонном проводе. Уже скоро я укладываю срезанную проволоку на разбитый асфальт. Меньше чем an пять минут я проделала такую большую дыру, что через нее пройдут оба наши бензовоза. Я возвращаюсь к Рею. Он смотрит на меня из–под одеяла воспаленными глазами.
— Лучше бы сегодня было пасмурно, — бормочет он.
Я киваю:
— А солнечное затмение было бы еще лучше. — Я подаю ему руку: — Готов им врезать?
Он медленно встает, голова все еще закутана одеялом, он смотрит в даль на проделанную мной работу.
— Они все спят?
— Кажется, да.
— Ты уверена, что Эдди еще там?
— Я видела, как он входил. И не видела, чтобы он выходил. Но он мог улизнуть с заднего хода. — Я пожимаю плечами: — У нас может больше никогда не быть такого хорошего шанса. Мы должны нанести удар сейчас, и сильный удар.
Он кивает.
— Согласен. — Он ковыляет к своему бензовозу, и я помогаю ему влезть на водительское сиденье. — Знаешь, Сита, мои водительские права не позволяют мне ездить на таком большом тягаче. Это противозаконно.
— Есть человеческие законы и есть Божьи законы. Может, мы и не самые приятные создания во Вселенной, но мы делаем все, на что способны.
Он серьезно и изучающе смотрит на меня, все его лицо горит и покрыто потом.
— Это правда? Мы можем дать миру что–то хорошее?
Я обнимаю его:
— Если мы сумеем остановить этих вампиров, то наше существование оправдается тысячекратно. — Я целую его. — Мне очень жаль, что я позволила той девушке умереть.
Он обнимает меня одной рукой:
— Это не твоя вина.
— Мне жаль, что я убила твоего отца.
— Сита. — Он держит меня на расстоянии вытянутой руки. — Тебе пять тысяч лет. За тобой слишком много истории. Ты должна научиться жить в настоящем.
Я улыбаюсь, чувствуя себя как глупый ребенок. Это неплохое чувство. Хотя я столько всего видела и сделала, мудрым из нас является он. Я тянусь к нему, сдвигаю волосы с его глаз и потом вдруг снова целую его.
— Ты действительно напоминаешь мне Раму, — шепчу я ему на ухо. — Настолько, что, наверное, ты — это он. Пообещай мне, Рей, а я пообещаю тебе. Мы будем вместе — всегда.
Он отвечает не сразу, и я немного отодвигаюсь, чтобы увидеть, в чем дело. Он сбросил полотенце и смотрит в направлении солнца, хотя не прямо на него, потому что мы все еще в тени. Но думаю, его глазам от этого все равно станет еще хуже.
— Небо такое голубое, — говорит он задумчиво. — Такое большое. — Он снова оборачивается ко мне и тихо усмехается: — Мы как те рыбы–вампиры, затерянные в океане.
