Он говорит серьезно:
— Слишком много людей погибло. Даже если мы убежим, я не смогу жить с мыслью об этой бойне.
Я теряю терпение:
— Разве ты не видишь, какую опасность ты представляешь для человечества? Даже мертвый. Они могут взять твою кровь и впрыснуть ее в животных, в себя — как сделал Эдди. И они это обязательно сделают, увидев, на что мы способны. Поверь, я сейчас убиваю только для того, чтобы утром мир проснулся в безопасности.
— Это правда, Сита? Ты готова умереть, чтобы спасти всех этих мужчин и женщин?
Я отворачиваюсь:
— Я готова умереть, чтобы спасти тебя.
Он мягко спрашивает:
— Чем ты пожертвовала, чтобы сохранить мне жизнь?
Думаю, я бы расплакалась, если бы умела.
— Я тебе говорила.
— Я не понял.
— Это неважно. Дело сделано. — Я снова поворачиваюсь к нему: — Потом у нас будет время поговорить об этом.
Он трогает мои волосы — осколки стекла падают на пол.
— Ты тоскуешь о нем.
— Да.
— Я не знал, что он значил для тебя, когда видел, как он умирал.
Я печально улыбаюсь:
— Никогда и ничего по–настоящему не знаешь о человеке, пока он или она не умрет.
— Я не смогу занять его место.
Я слабо киваю.
— Я знаю. — Потом я встряхиваю головой. — Мне пора.
Он хочет меня обнять:
— Может быть, это прощание.
— Это еще не конец.
Перед своим рискованным прыжком я вышибаю ногой окно, которое загораживает мне дорогу. Это замечают с зависших над зданием вертолетов, но я не даю им времени прицелиться в меня. Я отхожу от окон, взяв с собой только винтовку и оставив пулемет Джоэлу.
— Ты боишься высоты? — спрашивает он.
Я целую его:
— Ты плохо меня знаешь. Я ничего не боюсь.
Сделав глубокий вдох, я начинаю мощный разбег. Я могу резко ускоряться и набрать полную скорость меньше чем за десять прыжков. Я безупречно держу равновесие и определяю дистанцию. Я отталкиваюсь от разбитого нижнего края окна — и вот я уже в воздухе.
Полет между двумя зданиями просто захватывающий, даже для меня. Кажется, что я буду лететь вечно, двигаясь горизонтально вопреки земному притяжению. Прожекторы на вертолетах разворачиваются слишком медленно и не успевают меня захватить. Я парю во тьме, огромная летучая мышь, и прохладный воздух омывает мне лицо. Внизу маленькие фигурки поднимают головы к небу и недоуменно моргают при виде невозможного. Они думали, что загнали меня в ловушку, глупые смертные. Они ошибались.
Я приземляюсь не совсем мягко из–за высокой скорости. Я клубком качусь по крыше. Когда я наконец останавливаюсь и вскакиваю, я в крови. Вертолеты надо мной неистово маневрируют, готовясь открыть огонь. У меня нет даже времени перевести дыхание, я прыгаю на следующую крышу и в прыжке вижу, как пули вспарывают дорожку передо мной.
Все последующие прыжки между зданиями происходят на одной стороне улицы и не так опасны, как первый. Однако последний прыжок, на небоскреб с вертолетной площадкой, будет самым драматичным из всех. Поскольку я не могу прыгнуть на двадцать этажей вверх, то и не планирую сразу попасть на крышу небоскреба. Я прыгну не на него, а в него, через его стену из сплошных окон. Я только надеюсь, что не врежусь в межэтажное перекрытие из стали и бетона.
Снова приближаются вертолеты, стреляя из пулеметов.
Я снова беру разбег.
Окна небоскреба несутся на меня как каменная черная стена. За мгновение до удара я отклоняюсь назад и выставляю вперед ноги. Я все рассчитала точно: стекло разлетается у нижней части моего тела, оставляя неповрежденными лицо и руки. К сожалению, я неуклюже падаю на ряд секретарских столов. Удар немыслимой силы даже для меня. Остановившись наконец в груде исковерканных компьютеров и канцелярских скрепок, я неподвижно лежу целую минуту, пытаясь восстановить дыхание. Теперь я вся в крови с головы до пят. И все же, хотя я кривлюсь от боли, мои раны уже начинают затягиваться, а сломанные кости срастаться.
Снаружи кто–то решил составить мне компанию. Пилот одного из вертолетов опустился на уровень дыры, которую я проделала в небоскребе. Вертолет завис совсем рядом с разбитым окном, обшаривая помещение своим ярким прожектором. В машине три человека, включая пилота. Глядя через груду обломков, я вижу, что у пулеметчика просто руки чешутся пострелять. Я думаю про себя, насколько предпочтительнее для меня был бы не гражданский вертолет, а полицейский. Но пилот не беспечен. Он постоянно двигает вертолет из стороны в сторону. Для меня было бы рискованно попытаться на него запрыгнуть. Я останавливаюсь на более осторожном варианте.
Я медленно встаю. Берцовая кость правой ноги еще раздроблена, но через минуту она будет в порядке — боже, благослови кровь Якши. Пригибаясь за столами, чтобы не попасть под яркий луч прожектора, отбрасывающего длинные яркие тени, я ухожу от разбитого окна. Вертолет движется по узкой дуге то к дальнему краю дыры, то ближе к тому месту, где я затаилась. Стекло в окнах затемненное, и поэтому мне легче следить за их движениями, чем им за моими — если только я не попаду прямо под луч прожектора. Кажется, они зациклились на площадке совсем рядом с дырой. Должно быть, они думают, что я лежу где–то там, в груде обломков, раненная и умирающая.
— Иди ко мне, детка, — шепчу я.
Когда вертолет приближается в третий раз, я выбиваю окно перед собой и открываю огонь. Сначала я убиваю пулеметчика — мне не нравится его вид. Следующим идет прожектор. Я прицеливаюсь в топливный бак. Как я уже говорила, я люблю фейерверки и всякие взрывы. Когда я нажимаю на спусковой крючок винтовки, вертолет взрывается огромным огненным шаром. Пилот кричит, его тело охватывает пламя. Другой член экипажа, разорванный взрывом на куски, вылетает через боковой люк. Бездыханная машина падает. Далеко внизу я слышу крики. Далеко вверху и справа от меня я слышу, как улетают два других вертолета. У них пропало желание сражаться.
По дороге к лифту я прохожу мимо уборщика. Он едва поднимает на меня глаза. Несмотря на то, что я в крови и с артиллерией, он желает мне доброго вечера. Я улыбаюсь ему.
— Спокойной вам ночи, — говорю я.
Лифт поднимает меня на верхний этаж, и там не составляет труда отыскать ведущую на крышу лестницу для частного использования. Не один, а сразу два вертолета ждут, чтобы увезти нас к свободе. У обоих реактивные двигатели, и это приятно. Они будут по крайней мере так же быстры, как полицейские вертолеты, если не быстрее. К сожалению, здесь дежурит охранник. Старик, явно берущий ночные смены, чтобы прибавить денег к скудной пенсии. Он бросает на меня взгляд и тут же спешит ко мне. У него сеть пистолет, но он его не достает. У него необычайно толстые стекла очков, он щурится, оглядывая меня с головы до пят.
— Ты — полицейский? — спрашивает он.
У меня не хватает духу солгать ему.
— Нет. Я — плохой парень. Это я только что взорвала тот вертолет.
Он исполнен благоговения.
— Я смотрел, как ты прыгала с дома на дом. Как ты это делаешь?
