Клятва орков

выбрали двенадцать лучших воинов. В окружении файхок'хай шли братья вместе с довольно ухмыляющимся королевским послом, который шагал посреди этой банды с гордо поднятой головой. Услыхав раскатистый рык своих подданных, эхом разносившийся по ущелью, Раммар подумал и сделал вывод, что принял верное решение.

По крайней мере, пока…

Они выбрались из ущелья по каменистой тропе мимо часового, стоявшего там на страже. Когда пещеры остались позади, ликование улеглось, а гнилостный запах больбоуга растворился вдали.

— Теперь я не могу отрицать тот факт, — вздохнул Раммар, — что мы покинули свою родину. Нас подстерегают неизвестность и тысячи опасностей.

— Корр, — согласился Бальбок, и глаза его горели жаждой приключений.

Королевский посол маршировал прямо за ними. Поскольку ребята Курсы сожрали его лошадь, ему пришлось, как и оркам, путешествовать пешком, и вскоре выяснилось, что он не в состоянии держать маршевый темп файхок'хай. По этой причине Раммар принялся над ним насмехаться, однако только для того, чтобы скрыть, что и сам не может двигаться быстрее. Дополнительные фунты, которые он наел, став главарем, то и дело аукались ему во время трудного перехода, и жирный орк решил, что впредь следует есть меньше.

Соответственно, продвигался отряд довольно вяло; целый день шли орки по зарослям Сумеречного леса, но так и не увидели вершин Черногорья. Лишь к вечеру, когда солнце село далеко на западе над Гнилым озером, далекие пики обозначились на горизонте темными зубцами, резко выделяющимися на фоне залитого красным неба.

Принимая во внимание провиант, который тащили файхок'хай (а наряду с бочонком кровавого пива у них были соленая ветчина из троллятины и гномья требуха), Раммар решил отложить похудение на один день. Поголодать, сказал он себе, можно и завтра.

Поэтому главари устроились у костра, который разожгли лейб-гвардейцы, и велели подать себе мяса и пива. Посол Тиргас Лана, сидевший между ними, казался карликом рядом с двумя великанами. Человек старался держаться подальше от вкусностей орочьей кухни, отчего Раммар тут же вновь принялся издеваться над молочнолицым.

Взошла луна и осветила мертвенно-бледным светом местность сквозь облака. У братьев наступило некоторое насыщение. Намереваясь съесть остатки сразу же по пробуждении, предводители отправились на боковую. Бальбок удовлетворился голой землей, а Раммар устроился на мягком мехе варга, который тащила лейб-гвардия. Едва закрыв глаза, толстенький орк уже храпел, словно караван пьяных карликов. Бальбок тоже закрыл глаза, но, в отличие от брата, не уснул.

И это спасло ему жизнь…

Перевалило далеко за полночь, костер почти догорел, смолкло негромкое ворчание файхок'хай. Слышен был только далекий вой варгов и жуткие крики других созданий ночи, а также громкий храп Раммара.

В остальном было тихо, и именно эта тишина и пробудила естественную подозрительность Бальбока.

Худощавый орк не шевелился, глаз не открывал, зато уши навострил. Файхок'хай действительно не издавали ни звука. Куда, во имя внутренностей Торги, все они вдруг подевались?

Бальбок не отваживался открыть глаза, но прислушался изо всех сил, а затем среагировал!

Внезапно он перекатился на бок — и вовремя! Хотя за время прошедших лун рефлексы его слегка заржавели, они все еще были на месте и все еще достаточно быстры для того, чтобы спасти орку жизнь.

Там, где он только что лежал, внезапно в мягком грунте оказался сапарак. То было боевое копье файхока, а сам исполинский воин стоял прямо рядом с ложем Бальбока. Нападающий тут же вырвал сапарак из земли и ударил снова.

Бальбок откатился в другую сторону, и копье снова прошло на волосок от него.

— Раммар! — закричал Бальбок изо всех сил, но единственным ответом, который он получил, был громкий храп; опьяненный большим количеством кровавого пива, толстенький орк продолжал спать. Только то обстоятельство, что он слегка пошевелился во сне, уберегло его от смерти: прямо рядом с предводителем еще один сапарак пронзил мех варга, на котором жирный орк устроил свою тушу.

— Шнорш! — вырвалось у Бальбока, и, снова перекатившись, тощий ухватился за древко секиры, которая лежала рядом с его ложем, и вонзил лезвие глубоко в нижнюю часть живота файхока, покушавшегося на его жизнь.

— Проклятье, Раммар! — кричал Бальбок, в то время как убийца с тяжелым стоном оседал на колени, а его внутренности сыпались из распоротого живота. — Да проснись же наконец, брат!

— Хм?.. — коротконогий орк пробормотал что-то во сне, но не открыл глаза, а причавкнул и продолжил храпеть.

С проклятием Бальбок схватил недопитую кружку кровавого пива и, недолго думая, швырнул ее в огонь. Тлеющие угли вспыхнули от жгучего пойла, и бушующее пламя взвилось ввысь, на мгновение осветив весь лагерь и вырывая орков-воинов из спасительной темноты.

Один стоял рядом с храпящим Раммаром, подняв сапарак, и, очевидно, намеревался снова нанести удар, чтобы положить конец жизни главаря. Остальные файхок'хай замерли на краю лагеря, сжимая в руках оружие и даже не думая о том, чтобы помешать вероломному убийце совершить свое подлое деяние.

Раздумывал Бальбок недолго; он вскочил на ноги, взмахнул секирой и, хотя бесформенное оружие не было создано для броска, швырнул его изо всех сил. Его целью был подлый негодяй, собиравшийся отнять у Раммара жизнь — файхок, восставший против своих предводителей.

Кара Бальбока постигла предателя мгновенно. Острое лезвие тяжелого оружия пробило файхоку шлем, кость черепа, и почти располовинило голову орка. Файхок выпустил из лапищ сапарак и рухнул на землю, словно поваленное дерево.

Бальбок бросился к нему, чтобы вернуть секиру. Но прежде чем он успел добраться до оружия, дорогу ему преградил следующий файхок — рослый парень, на котором был пластинчатый доспех и лицо которого было покрыто множеством шрамов (и которого Бальбок всегда считал одним из самых верных лейб-гвардейцев). Он напал на Бальбока, сжимая в руках сапарак.

Тощему в последний миг удалось увернуться от смертоносного удара.

— Раммар! — в очередной раз пролаял Бальбок.

Наконец брат пошевелился — и это было хорошо, ибо на толстого предводителя намеревались напасть четверо файхок'хай с мечами наголо.

Отчаяние придало Бальбоку мужество. Когда сверкающий сапарак противника понесся на него, он только сделал вид, что хочет увернуться. Файхок в последний миг изменил направление удара, и Бальбок ухватился за древко чуть ниже оснащенного крючьями острия.

Чувствуя внезапный прилив сил, тощий вырвал оружие из лап ошарашенного противника; прежде чем предатель понял, что произошло, Бальбок повернул копье и изо всех сил вонзил острие в грудь файхока.

В следующий миг Бальбок оказался рядом с братом, ухватился за древко своей секиры, все еще торчавшей из черепа поверженного лейб-гвардейца, и с чавкающим звуком освободил лезвие в тот самый миг, когда четверо файхок'хай собирались напасть на Раммара.

— Назад, вы, умбал'хай! — крикнул Бальбок так громко, что голос у него сорвался, и его секира описала огромную дугу.

Рука одного из предателей отделилась от тела и полетела в сторону, все еще сжимая рукоять меча,