l:href='#n_76' type='note'>[15].
Вопреки распространенному представлению, до-коммунистическая Куба не была ни отсталой, ни преимущественно аграрной страной. По уровню жизни она занимала второе место в Латинской Америке (уступая только Венесуэле с ее богатством, выросшем на нефти); жители страны в большинстве своем были грамотными и проживали в городах. Неверно также говорить, будто экономика страны держалась на сахаре: сахар, действительно, был главным экспортным товаром, но на его долю приходилась только треть, а то и меньше трети, национального дохода. Иными словами, того, что широко принято считать типичными предпосылками коммунистических революций — бедности и отсталости — не было {8}.
Коммунисты овладели Кубой на волне восстания, поднятого в основном средним классом против диктатуры Фульхенсио Батисты, который в 1952 году отменил конституцию, им же самим введенную во время его прежнего своего законного пребывания в должности президента (1933-44). Фидель Кастро, сын богатого плантатора и студент Гаванской школы права, поднялся к власти на волне этого недовольства. Настроенный явно в пользу левых, он, сразу надо сказать, никаким коммунистом не был: более того, у него вообще не было никакой идеологии, а только жажда власти. Марксизмом-ленинизмом начинил его аргентинский революционер Че Гевара. Программа Кастро, рассчитанная на объединение вокруг него всех классов общества, делала упор на восстановление конституции 1940 года, что ставилось высшей целью.
Очень скоро, однако, получив диктаторскую власть в результате по-настоящему народной революции, Кастро «покатился» влево. Он установил однопартийное правительство, провел радикальную аграрную реформу и, поощряемый Советским Союзом, экспроприировал в 1960 году всю американскую собственность, на что президент Эйзенхауэр ответил введением торгового эмбарго. Это эмбарго, в свою очередь, сделало Кубу все более зависимой от Советского Союза. Москва, сначала, правда, поддерживавшая Кастро с осторожностью и с опаской оглядывавшаяся на возможную реакцию со стороны США, постепенно оказалось все же втянутой в кубинскую политику, особенно после того, как в апреле 1961 года Кастро провозгласил Кубу «социалистической» страной. Провал организованного Соединенными Штатами вторжения в районе Залива свиней (апрель 1961 года) и разразившийся впоследствии Карибский кризис (октябрь 1962 года), который завершился тем, что Вашингтон взял на себя обязательство уважать суверенитет Кубы, прочно закрепили остров в составе советского блока. Во время этого кризиса Кастро настаивал, чтобы Москва нанесла по Соединенным Штатам упреждающий ядерный удар, выражая готовность пожертвовать Кубой ради всемирного торжества «социализма»[16]. Сдерживавшая его Москва стала теперь главной экономической опорой Кубы, стала закупать большую часть кубинского сахара по искусственно завышенным ценам, снабжать Кубу нефтью и множеством промышленных товаров, предоставлять ей щедрые займы. По данным Рауля Кастро, брата Фиделя, Советский Союз успел до своего распада безвозмездно предоставить Кубе военное оборудование стоимостью в 10 миллиардов долларов. Экономически Куба почти полностью зависела от Москвы.
Взамен Кастро неизменно оказывал поддержку любому советскому действию на международной арене, от интервенции в Чехословакию до вторжения в Афганистан; он предоставил Москве места для разведывательных станций прослушивания и подрядился распространять коммунизм по всей Центральной и Южной Америке. На своем учредительном съезде в Гаване в середине 1967 года кастровская Организация латиноамериканской солидарности (ОЛАС) призвала развернуть партизанские войны во всех странах Латинской Америки.
Внутри страны Кастро ввел режим стандартного советского типа. В течение десяти лет после его прихода к власти были национализированы все секторы экономики, кроме сельского хозяйства, треть которого осталась в руках мелких и средних фермеров. Партия обладала монополией на политическую жизнь.
Рабочие, которых заставляли вступать в управляемые государством профсоюзы, лишились прав на создание самостоятельных организаций, на ведение переговоров с работодателем и права на забастовку. Ощутимые успехи были достигнуты в социальной сфере — в образовании, медицинском обслуживании, в обеспечении жильем — в значительной мере за счет средств, накопленных в докоммунистическое время. С инакомыслием справлялись двумя способами: разрешением на эмиграцию значительной части среднего класса и образованием революционных трибуналов и «трудовых лагерей» советского образца.
Хотя обожествление своих вождей было для коммунистов обычным делом, большинству их лидеров свойственно было держаться в тени, как и подобает богам. Но не в случае с Кастро: он был вездесущ, часами держал в плену аудитории, на которые обрушивал свои речи, убеждал, вдохновлял, грозил. Его риторика часто была заострена против Соединенных Штатов, которые он изображал источником зла и которым ставил в вину все, что не ладилось на Кубе.
Жизненный уровень снижался неукоснительно, отчасти в результате сопротивления, преимущественно пассивного, со стороны рабочих и крестьян, а отчасти из-за того, что наиболее предприимчивые и образованные кубинцы эмигрировали в Соединенные Штаты. Сохранение коммунистического режима стало зависеть от советской поддержки.
Казалось бы, при таком положении вещей после развала Советского Союза и отказа наследовавшего ему правительства Ельцина продолжать оказание помощи Кубе, режим Кастро обречен. Тем не менее, ему удалось выжить. Добиться этого он сумел уступками иностранным капиталистам, которым были предоставлены ограниченные, но достаточно серьезные возможности для вложений капитала на Кубе. Доллар получил свободу хождения на острове. Режим предпринял серьезные и успешные усилия в развитии туризма, сделав упор на восхваление не только кубинских пляжей и дешевых курортов, но и красоты и доступности местных девушек. В 1992 году в речи в Национальном собрании Кастро превозносил достоинства здешних проституток, заявляя, что его страна имеет самые низкие показатели распространенности СПИДа. Эта кампания, которая в 1999 году привлекла в страну 1,7 миллиона иностранных туристов, сделала Кубу «одним из самых популярных мест для посещения участниками каникулярных секс-туров — точно таким же, как Таиланд»[17].
Если у Мао и даже у Пол Пота можно еще, по крайней мере, на ранних стадиях их политической карьеры, разглядеть социалистические идеалы, то во многих частях третьего мира, особенно в Африке, подобное увлечение идеями поразительным образом отсутствует. Здесь снедаемые честолюбием политики, минимально знакомые с учением коммунизма и его историей, взывают к Марксу и Ленину, добиваясь двух целей: чтобы проложить себе путь к личному обогащению и чтобы заслужить помощь коммунистического блока в борьбе с внутренними и внешними врагами.
Классический пример такого мошеннического обращения к марксизму преподнес эфиопский диктатор Менгисту Хайле Мариам, который в период с 1974 по 1991 год превратил свою страну в полнейшего советского сателлита. Член группы армейских офицеров, недовольных медленными продвижениями по службе, майор Менгисту принял участие в перевороте, который в сентябре 1974 года отстранил от власти почтенного эфиопского императора Хайле Селассие. Власть перешла в руки комитета, который назывался Дерг и в котором Менгисту играл видную роль. Вскоре внутри Дерга начались распри, и три месяца спустя Менгисту устроил военный переворот, поставивший его у власти. Он объявил Эфиопию социалистической страной, быстро оправдав эту заявку национализацией банков и страховых компаний. В марте 1975-го он отменил частную собственность на землю и принудительно объединил крестьян в коммуны, скроенные по рецептам Мао.
В 1976 году Менгисту развернул свой собственный «красный террор»: множество его жертв — счет шел на тысячи — составили студенты-марксисты. Их уничтожали с помощью примерно десяти тысяч агентов, присланных спецслужбами Советского Союза и Восточной Германии. Советский Союз, который первоначально захватил себе плацдарм на Африканском Роге, поддержав режим «научного социализма», провозглашенный военной хунтой в соседнем Сомали, теперь бросил эту страну, остановив свой выбор на Эфиопии. В 1977 году, когда сомалийцы вторглись в Эфиопию с намерением аннексировать район Огадена, коммунистический блок обеспечил Менгисту солидной поддержкой, в частности, послав ему на подмогу около пятнадцати тысяч кубинских наемников. Благодаря своей военной помощи коммунистический блок приобрел в Эфиопии большое влияние. Это сыграло решающую роль в отпоре сомалийским вторжениям, как и в подавлении освободительного движения Эритреи.
Однако разрушение экономики, к которому привела принудительная коллективизация, дополнительно
