что образование новых государств ослабляло Россию и уменьшало ее агрессивный потенциал, лорд Керзон убедил правительство в конце 1918 г. признать de facto независимость Азербайджана и Грузии и расположить небольшие контингент войск в Закавказье и Прикаспии для защиты Индии. Зимой 1918–1919 гг. британские военно-морские силы принимали также участие в защите Эстонии и Латвии от советского вторжения. В целом же, однако, позиция Британии состояла скорее в том, чтобы поддерживать территориальную целостность России в пределах бывшей империи, хотя бы и под властью красных, — отчасти чтобы избежать отталкивания российского населения, а отчасти с тем, чтобы помешать Германии закрепиться на некоторых окраинах и занять там доминирующее положение. Понуждая руководство белых принять демократические формулировки, Британия не возражала против лозунга «Россия единая и неделимая».
Позиция Франции по русскому вопросу была менее отягощена привходящими соображениями, поскольку она, хотя и являлась колониальной империей, была по преимуществу державой континентальной. Главной своей задачей она ставила не допустить возрождения Германии, способной вести новую войну. С этой точки зрения налаживание дружеских отношений со стабильной, сильной Россией оставалось, как и до 1914 г., делом первостатейной важности; кроме этого, Франции требовалось создание цепи зависимых государств вдоль восточной границы Германии. Франция понесла больше потерь, чем другие государства, от ленинских декретов о национализации и отказа выплатить иностранные долги, и она намеревалась вернуть утраченное. Полагая, что Ленин, несмотря на свои периодические заявления о готовности возместить царские займы и иностранные инвестиции, вряд ли собирался это делать, Франция оставалась более последовательной в своем антикоммунизме, чем другие великие державы. Поддержка же, оказываемая ею белым, выглядела скорее символической. Лидеры Франции не очень-то верили в их успех и уже в марте 1919 г. побуждали союзников предоставить антибольшевистское движение судьбе и заняться превращением Польши и Румынии в «заграждение из колючей проволоки», чтобы сдерживать коммунизм82. Основой заграждения предстояло служить независимой Польше, которой назначалась роль изолятора между Россией и Германией, поскольку для националистической Германии и большевистской России Польша, продукт Версальского договора, явилась общим объектом как ненависти, так и сотрудничества, начавшегося еще в 1919 г. и завершившегося через двадцать лет четвертым разделом этой страны.
Американская политика, сформулированная президентом Вильсоном, заключалась в том, что после подписания перемирия союзникам не следовало оставлять войска на территории России: их надо было вывести, предоставив русским возможность улаживать внутренние распри самостоятельно83. Он полагал, что «всегда опасно ввязываться в иностранные революции»: «Пытаться остановить революционное движение заграждением из армий — все равно, что пытаться разогнать метлой наводнение… Единственный путь борьбы с большевизмом — это устранение его причин». К несчастью, признавался президент США, «нам даже неизвестно в точности, каковы его причины»84. Помимо невмешательства Вильсон придерживался принципа непризнания советского правительства и сохранения территориальной целостности России85.
Политика Японии в отношении России была самой последовательной и самой незамаскированной. Первые ее войска по инициативе Верховного командования союзников высадились на русском Дальнем Востоке еще весной 1918-го; их намеревались использовать в военных действиях против Германии на вновь задействованном Восточном фронте. Из идеи этой ничего не вышло, и не только в силу ее непрактичности, но и потому, что Япония не изъявляла ни малейшего желания воевать с Германий. Интересы ее были чисто грабительские: она намеревалась воспользоваться российской смутой, чтобы захватить и присоединить губернии Приморья. Соединенные Штаты, зная об этих планах, командировали в Восточную Сибирь свои войска, но американские части никогда не сражались против красных ни на Дальнем Востоке, ни на северо- востоке России. [ «Соединенные Штаты направили войска только в два региона России: на север Европейской части, в район Архангельска на Белом море, и в Восточную Сибирь. Обе эти зоны далеко отстояли от основных театров военных действий российской гражданской войны, шедшей в то время полным ходом. В обоих случаях войска командировались с неохотой… Ни в одном случае решение это не было продиктовано намерением использовать эти силы для свержения советского правительства. Ни в одном случае решение не было бы принято, если бы не усматривалась связь со все еще длившейся мировой войной и с целями, относившимися непосредственно к участию в этой войне» (Kennan G. // Foreign Affaires. 1976. Vol. 54. P. 671. Ср.: Graves W.S. America's Siberian Adventure. New York, 1931. P. 92)].
23 декабря 1917 г., через две недели после вступления в силу перемирия между Россией и странами Четверного союза, Франция и Британия поделили российскую территорию на «сферы ответственности» ввиду возможного ведения там боевых операций: Франция взяла на себя российско-германский фронт, Британия — российско-турецкий. Британская зона включала также казачьи области, Кавказ, Армению, Грузию и Курдистан. Территории к западу от Дона — Украина, Крым и Бессарабия — попадали во французский сектор86. Весь последующий год деление это не приводило ни к каким действиям, поскольку затронутые им части бывшей империи находились либо под германской, либо под турецкой оккупацией.
Как только на Западном фронте смолкли выстрелы, союзники направили экспедиционные силы к Черному морю. 23 ноября 1918-го небольшой сводный британско-французский отряд десантировался в Новороссийске87. Месяц спустя Франция высадила дополнительные войска в незадолго до этого оставленных немцами Крыму и Одессе, а англичане отбили у турок Баку и установили военный контроль над Каспийским морем. Британские боевые корабли примерно в то же время заняли позиции на восточной Балтике, неподалеку от российских берегов. Все эти перемещения производились по плану блокады Германии, созданной союзниками после подписания перемирия с тем, чтобы отрезать эту страну от иностранной экономической помощи, пока она не примет предложенных ей союзниками условий заключения мира. [Ullman R.H. Britain and the Russian Civil War. P. 55–56. После подписания перемирия Британия обложила блокадой также и Советскую республику, отрядив военно-морские силы в Финский пролив, сократив свои торговые поставки в Россию и понуждая страны, придерживавшиеся нейтралитета, последовать ее примеру. Действия эти оправдывались тем, что целью их было предотвращение попадания предметов первой необходимости в Германию: они были как бы естественным продолжением блокады Германии (Thompson J.M. Russia, Bolshevism and the Versailles Peace. P. 325). Однако, даже когда договор с Германией был подписан и блокада с нее снята, Совет Четырех принял 9 мая постановление продолжать блокаду России. Вильсон заявил 17 июня, что решение это было неоправданным, и это, конечно, так. В любом случае решение имело лишь символическое значение, поскольку у России не было ни денег, ни товара для обмена, и она не могла заниматься внешней торговлей. Основные прорывы в блокаде осуществлялись при содействии Швеции (см.: Министерство иностранных дел СССР. Документы внешней политики СССР. М., 1958. Т. 2. С. 621–629). Обстоятельства блокады сыграли на руку советской пропаганде, которая стала вполне успешно сваливать на них все неудачи большевистской экономики, от нехватки карандашей для школьников до голода 1921 года.]. И белые, и красные считали при этом, что перемещенные силы союзников являются авангардом многочисленной армии, направленной на защиту тылов войск Деникина в то время, когда он будет вести наступление на Москву. Советское правительство восприняло опасность донельзя всерьез: обсуждая планы военной кампании 1919 г., штаб Красной Армии исходил из того, что на Юге ему придется противостоять экспедиционному корпусу союзников численностью от 150 000 до 200 000 человек88. На самом же деле, конечно, никто не планировал проводить такое массированное вторжение, поскольку Великобритания не могла себе позволить, по словам Бальфура, «наблюдать, как ее вооруженные силы после четырех годов напряженных боевых действий растворяются в бескрайних просторах России, чтобы провести политические реформы в стране, которая уже не является ее военным союзником»89. Франция, разумеется, тоже придерживалась такой позиции.
Небольшие экспедиционные силы, которые откомандировала в Россию Франция, не принесли ей славы. В марте 1919-го ее военный контингент на Черном море насчитывал 65000— 70 000 личного состава и был этнически смешанным: малую часть составляли французы, главная масса комплектовалась из греков, поляков, румын, сенегальцев и жителей других французских колоний. Части эти послали не сражаться, а занять оставленные Германией территории между Херсоном, Николаевом, Березовкой и Тирасполем. Но среди бушующей гражданской войны они не могли вести себя как мирные оккупационные войска и вскоре
