В голосе девушки прозвучала грусть. Она вдруг увидела свое лицо в настенном трюмо и поняла, что о ней никто не скажет, что она красивая женщина.
Тогда, в лесу, мистер Пендлтон много говорил ей о ее внешности, о том, как она похожа на мать. А теперь он ни разу даже не взглянул на Поллианну, а все время смотрел на огонь. Она не мешала ему говорить. И ему безразлично было, слушают его или нет. Ему явно хотелось выговориться. Наконец он нехотя встал и попрощался.
Последние полчаса Поллианна уже с нетерпением ждала, когда он уйдет, чтобы ей побыть одной; но как только он ушел, ей вдруг захотелось его вернуть. Она поняла, что все же лучше быть наедине с ним, чем со своими невеселыми мыслями.
Все вдруг стало для нее ясно. Джимми влюблен в миссис Кэрью. Поэтому он и был такой потерянный после ее отъезда. И поэтому он почти перестал проведывать своего старого друга — Поллианну.
Она вспоминала все новые и новые подробности, которые подтверждали ее подозрения.
Что ж! Она в самом деле очень хороша. И в конце концов, известны такие случаи, когда молодые люди женились на сверстницах своих матерей. Ведь если они любят друг друга…
Утром она решила, что будет мужественно смотреть правде в глаза. Она даже решила попробовать поиграть с этим. Но тут вспомнились слова, однажды сказанные ей Нэнси: «Я верю, что очень многим она во спасение, эта игра. Но если двое влюбленных поссорились, то тогда и твоя игра им без пользы».
«Но мы не были влюбленными и мы не поссорились, — подумала Поллианна, невольно краснея от этих мыслей. — И если счастлив Джимми и счастлива миссис Кэрью, я должна этому радоваться, вот только…» — но договорить фразу до конца она не могла — даже про себя.
Поллианна верила всему, что подтверждало ее подозрения. И она сама здесь и там отыскивала подтверждения. Например, в письмах миссис Кэрью:
Я часто вижусь с твоим другом, юным Пендлтоном, и он с каждым днем нравится мне все больше. И мне все-таки хочется понять, откуда у меня это чувство, что я знала его еще прежде.
Слишком часто миссис Кэрью стала упоминать его в своих письмах. Он и его общество были для нее чрезвычайно важны.
Были и другие источники, убеждавшие Поллианну в ее правоте. Слишком часто мистер Пендлтон угощал ее историями о Джимми и обо всем, что он делает, и при этом непременно упоминалась миссис Кэрью. И бедную Поллианну иногда удивляло, почему Пендлтон теперь не может больше ни о чем говорить, кроме как о Джимми и о ней.
Сейди тоже много писала о том, как Джимми помогает миссис Кэрью. И даже Джейми, писавший от случая к случаю, однажды в одном из писем как будто бы пожаловался:
Уже десять часов. Сижу один и жду возвращения миссис Кэрью. Опять они с Пендлтоном у какой-то ее подопечной из девичьего дома.
А сам Джимми писал все реже, и Поллианна убеждала себя, что ей надо этому радоваться: «Если ему больше не о чем писать, кроме как о миссис Кэрью и ее подопечных из девичьего дома, то и не надо, чтобы он писал часто».
27. ДЕНЬ, КОГДА ПОЛЛИАННА НЕ ИГРАЛА
Зимние дни торопились сменить друг друга. Промелькнул снежный январь, слякотный февраль, а в начале марта поднялась буря, со стоном и свистом налетавшая на старый дом, срывая ставни, вырывая из петель ворота и до предела напрягая женские нервы.
Поллианне трудно было в эти дни предаваться своей игре, тем более что тетя Полли теперь наотрез отказывалась играть. Ей часто нездоровилось, и она все глубже погружалась в мрачные раздумья.
Поллианна все еще рассчитывала на победу в конкурсе и премию. Правда, мысль о первенстве она теперь отметала, но на то, что получит малую премию, все же еще надеялась. За эти месяцы она написала много рассказов, но редакторы журналов стали все чаще присылать их ей назад, и это пошатнуло ее веру в себя, как автора. «Но я должна радоваться хотя бы тому, что в свое время ничего не сказала про это тете Полли!» — повторяла она, дрожащими пальцами отклеивая от первой страницы своего рассказа бумажную полоску со штемпелем:
«Отклоняем, большое спасибо».
В эти дни вся жизнь Поллианны вращалась вокруг тети Полли, которая сама едва ли понимала, до чего она стала взыскательна и капризна и как безотказна ее племянница.
Однажды хмурым мартовским днем тучи как будто больше обычного сгустились над Харрингтоном. Поднявшись утром, Поллианна посмотрела на небо и тяжело вздохнула: в ненастье у тети Полли особенно портился характер.
Все же она заставила себя запеть веселую песенку, сойти вниз и заняться приготовлением завтрака. «Пожалуй, если я испеку маисовые сдобы, мне за это сегодня многое простится», — подумала она.
Через полчаса она постучалась в дверь к миссис Чилтон.
— Тетя, ты уже на ногах? Вот и чудесно! И сама уложила волосы?
— Я не могла спать, — сердитым голосом проговорила тетя. — Мне пришлось самой вставать и самой укладывать волосы, потому что ты не изволила вовремя подойти.
— Но я ведь не знала, что я уже нужна тебе, — торопливо стала объяснять Поллианна. — Зато ты сейчас кое-что увидишь и попробуешь! Я думаю, что ты обрадуешься.
— Чему можно радоваться в такое утро, — ворчала миссис Чилтон. — Кто может теперь радоваться? Уже третий день на неделе такой. Льет и льет как из ведра.
— Но ведь если бы не было дождей, мы бы не радовались солнцу! — улыбалась Поллианна, поправляя ленты и кружева на тетином халате. — Ну-ка, пойдем! Завтрак готов. Ты сейчас все увидишь.
Но этим утром даже маисовые сдобы не доставили удовольствия миссис Чилтон. Все казалось ей плохо, просто невыносимо. Поллианна, боясь сорваться, уже с нетерпением ожидала, когда завтрак окончится.
В довершение ко всему, в мансарде с восточной стороны потекла крыша, а потом пришло по почте неприятное письмо относительно их денежных дел. «Но ведь крыша рано или поздно должна была протечь, а письмо уже принесли», — на свой лад стала утешать ее Поллианна.
Все это наряду с другими досадами и горестями затянуло утренние дела до самого вечера, и это выводило из себя пунктуальную тетю Полли, которая привыкла каждое свое движение сверять с часовой стрелкой.
— Уже половина четвертого, а у нас еще даже не убраны постели! — ворчала она.
— Прости, я сейчас.
— Ты слышишь, что я тебе говорю? Четвертый час!
— Ну не волнуйся. Хорошо, что не пятый.
— Тебе все хорошо! — язвительно пробормотала тетя. Поллианна рассмеялась в ответ:
— Тетя, но ведь часы — они хороши тогда, когда про них не думаешь. Я это поняла еще в санатории. Но вообще-то, у меня с часами тоже была своя игра. Если я делала что-то приятное и мне хотелось потянуть время, я глядела на часовую стрелку — и оно шло медленно. А если мне надо было очень поспешить, тогда я смотрела на секундную. Словом, Старый Шут Время постепенно сделался моим помощником. Давай теперь будем смотреть на часовую стрелку, чтобы время не так бежало.
День выдался поистине тяжелый, и к вечеру Поллианна выглядела бледной и вымотанной. И у тети Полли опять нашлась причина огорчаться:
