– Кажется, за ним что-то числится, – задумчиво проговорил он. – Я почти уверен в этом. А что с формой С2-22?
– У Квигга она имелась. Доктор же утверждает, что ее выкрали из его офиса и что он никогда никому не прописывал морфин.
– Подпись?
– В лаборатории сказали – все возможно, поскольку вместо подписи Шелтон ставит загогулину, которую легко подделать.
– Но это может быть и
– Может, – согласился Докерти. – Я и раньше ошибался.
– Да... с частотой солнечных затмений.
Докерти воспринял комплимент с усталой усмешкой.
– Мне надо прижать фармацевта, Тед, – сказал он. – Этот тип юлит, не говорит начистоту. Мне кажется, предложи ему хорошие деньги, и он раскроет все шлюзы.
– В таком случае можно посмотреть картотеку и справиться у компьютера, – предложил Улански. – По- моему, на нем что-то висит. – Он помолчал и продолжал доверительно. – Док, знаешь, если мы ничего не найдем на него, можно еще кое-что придумать, и это отлично сработает. Еще лучше. Не хочешь?
Докерти сжался, „затем встал и медленно отошел в дальний конец комнаты. Улански хотел было что-то добавить, но решил смолчать. Докерти, положив руку на шкаф, с минуту молчал, глядя на стену, затем резко сказал: – Знаешь, Тед, за все годы работы в органах я ни разу никого умышленно не подставил. Если я пойду на это сейчас, то лишь для того, чтобы оправдать ошибки, которые я уже совершил. – Он встряхнул головой и повернулся к Улански. – Я не хочу идти на это, Тед. Пускай я запутался и из-за меня этот доктор натерпелся невесть чего, но я не пойду на это. – Улански кивнул в знак согласия. – Послушай, – продолжал Докерти, – проверь все, что может иметь хоть малейшее отношение к Квиггу. Завтра утром первым делом позвони мне. Если я ничего не разузнаю и ты ничего не разузнаешь, мы обменяемся впечатлениями.
– Не беспокойся, Док, – озлобленно произнес Улански. – Если Маркус Квигг всего лишь облил сиденье в общественном туалете, я достану его. И выкинь на время его из своей башки.
– Это был выход на нужную нам улицу. Я сказал – Дом номер сто двадцать семь, – произнес Дэвид, который сидел, закутавшись в армейское одеяло и прислонившись к двери, на переднем сиденье. Он недовольно посмотрел на Кристину и быстро отвернулся, чтобы та не заметила.
– Извините, – сухо ответила она. – Моя голова забита посторонними вещами. – На следующем повороте Кристина развернулась и поехала обратно. Машин почти не было видно, но она настолько была поглощена собственными мыслями, что стрелка спидометра замерла на отметке 'пятьдесят миль в час'. Какое-то время они ехали молча, и каждый ощущал возрастающее напряжение.
В конце концов первой не выдержала Кристина. Она въехала на грязную стоянку около заколоченного досками ресторана-закусочной и резко повернула голову, глядя ему прямо в глаза.
– Послушайте, может, это не очень хорошая идея? Не лучше ли нам вернуться?
Дэвид уставился в окно, стараясь вникнуть во все то, что рассказала ему Кристина о существовании 'Союза ради жизни'. Невероятно!.. Она только в общих чертах обрисовала движение, пообещав сообщить подробности утром. Но и от того, что она поведала, захватывало дух. Тысячи медицинских сестер! Одна из них Дороти Дельримпл! Дэвид слушал, закрыв глаза, и его голова раскалывалась от этого странного и спокойного голоса, раскрывающего тайны, не оставлявшие камня на камне от той больничной системы, которой отданы многие годы его жизни.
Он опять почувствовал себя плохо – давали о себе знать проклятая усталость и злость.
Кристина поняла, его состояние, но уже не могла сдержаться.
– Черт возьми, Дэвид, я как могла объяснила вам, что произошло. Я не жду вознаграждения, но и ледяное молчание меня не устраивает.
– А что вас устраивает? – раздраженно спросил Дэвид.
– Понимание, – тихо ответила она.
– Боже мой! Она убила моего пациента, отправила меня самого в тюрьму, из-за нее у меня на руках погиб мой друг, а ей еще нужно понимание! И... в довершение всего этот ваш 'Союз'! Какая безумная, самонадеянная...
– Дэвид, я рассказала о 'Союзе ради жизни', поскольку решила, что вы заслуживаете того, чтобы знать правду. В моем доме вы слушали внимательно и пытались хотя бы понять. А сейчас заползли в свою скорлупу время от времени вылезаете из нее лишь за тем, чтобы огрызнуться. Говорю вам в последний раз: я не желала вашего ареста. О нем я ничего не знала, пока не прочла газеты. Должно быть, к этому причастен 'Союз', и это меня очень печалит. Я вступила в это движение, руководствуясь его призывами к милосердию. Теперь, я вижу, что он причастен к тем ужасным преступлениям... против вас, против Бена и еще одному Богу известно, против кого. Знай все заранее, я ни за что не допустила бы такое. С какой стати, по-вашему, я созналась во всем Бену?
Она замолчала, ожидая его ответа, но Дэвид молча глядел в окно.
– Я рассчитывала на вашу помощь, – продолжала она, – но теперь поняла, как это было глупо. Вы имеете полное право сердиться на меня. Полное право ненавидеть меня. Я отправляюсь домой.
Она отвернулась и включила двигатель. Дэвид протянул руку и выключил его.
– Подождите, пожалуйста. Я... извините меня, – запинаясь, произнес он. – Я вслушивался в собственные горечь и гнев, пытаясь понять, откуда они взялись. Я думаю, во мне заговорила боль, депрессия или даже страх, но я начинаю думать, что здесь нечто другое. Вы мне нравитесь... возможно больше, чем я хотел бы признаться в этом самому себе. Вот, собственно, что стояло за этим. Я не хотел верить, что вы как-то имеете к этому отношение. А теперь вы заявляете, что
