— Я надеюсь, Виктор получит то, что он заслужил, за убийство. — Сказал Джейк.
— Я тоже надеюсь, — сказала Роби и придвинула к себе тарелку с молоком, в котором плавали еще сухие кукурузные хлопья.
— Лари, послушай, — возмутилась одна из девушек, сдергивая наушники с головы своей подружки. — Ты же поставила слишком много тарелок.
— А, что, я не поняла, — изумилась Лари.
— Я говорю, ты тарелок много поставила.
— Как всегда, — сказала Лари.
Негр-старик, услышав, что за столом возник спор, поспешил вмешаться.
— Виктор и Джой навряд ли будут сегодня с нами завтракать.
Да, и я так думаю, — поддакнул дедушке Реджи по прозвищу Крыса.
Ну хорошо, извините, — манерно произнесла Лари. — Я могу убрать эти две тарелки.
Она поднялась из-за стола и принялась убирать лишние приборы.
Джейк зло ударил кулаком по столу. Его нерешительность как ветром сдуло.
— Зачем Лари нужно было ставить мертвецу прибор!? — возмущался он.
— Я же сказала: «извините», — процедила сквозь зубы Лари.
На шум в столовой спустился доктор Лютер.
— Простите, ребята, у вас что-то происходит? Недоразумение? — поинтересовался он.
Лари, ни слова ни говоря, поставила тарелки Вика и Джоя в буфет. Доктор Лютер неторопливо занял место во главе стола, прямо перед большим, сложенным из дикого камня, камином.
— Ребята, — начал он, — я знаю, вам всем будет трудно привыкнуть. Нам всем нелегко. Так что давайте не ругаться и не вспоминать. А просто начнем завтракать. Так, как мы завтракали каждый день.
Все развернули салфетки и молча принялись за еду. За столом еще пустовало несколько стульев. Открылась дверь и пошел Томми. Он задумчиво почесал себя за ухом и остановился в нерешительности, выбирая, на какой из двух пустующих стульев ему сесть.
Лютер позвал парня.
— Томми, если тебе не тяжело, сходи наверх, позови к завтраку Эди. Может, у него остановились часы? И он не знает, что нужно идти в столовую.
Томми стоял в задумчивости.
— Томми, ну я прошу тебя, — ласково говорил Лютер, стараясь вывести парня из молчания. — Сходи и позови Эди.
— Хорошо, — как бы к самому себе обращаясь, проговорил Томми. — Я сейчас позову его.
Но не успел Томми подойти к двери, как та открылась и из-за нее выскочила с диким рычанием лохматая, с зеленым лицом, горилла. В клетчатой ковбойской рубашке.
Томми отпрянул, узнав одну их своих самодельных масок.
— Что, испугались?! — хрипел из-под резиновой маски голос.
Все в столовой захохотали. Только лишь Томми, затаив злобу, смотрел на вошедшего. Эди стащил маску, вытер пот и тоже весело расхохотался.
— На, держи своего урода. — Бросил он Томми в руки маску гориллы. — Расслабься, вождь, у тебя что, чувства юмора нет?
Но тут Томми не выдержал, он даже сам не понял, как это получилось. Он нагнулся, схватил Эди за ногу и, подбросив его в воздухе, обрушил на сервировочный столик, заставленный вазами с фруктами. Тонкие ножки стола хрустнули, и Эди беспомощно покатился по полу. А Томми бил его сверху, бил кулаком в лицо.
Несколько секунд никто не мог понять, что, собственно, случилось. Но, наконец, доктор Лютер, выпрыгнув из-за стола, навалился на Томми.
— Все, хватит! — проговорил доктор, прижимая Томми к стене, — успокойся, расслабься! Тебе померещилось! Слышишь, парень?
Томми невидящим взглядом смотрел сквозь доктора Лютера. И тот никак не мог понять, что же такое видит парень. Что вывело его из равновесия.
— Все в порядке, — повторил доктор, — все будет хорошо. Закрой глаза.
Томми зажмурился и расслабился. Доктор Лютер осторожно отпустил его. Казалось, Томми больше ничего не интересует, он устало сел на пол возле стены и стал перебирать в руках осколки вазы.
Миссис Хеберт тяжелым секачом отрубила голову еще трепыхающейся индейке. Она истерично хохотала, радуясь своей ловкости. Ее сын в восторге смотрел на конвульсивные движения птицы. Женщина с вожделением отводила лапы, крылья еще теплой, содрогающейся птице и шептала:
— Сейчас, дорогая, я разрублю тебя на такие вкусные, хорошие кусочки, сейчас я тебя так хорошо разрублю.
Миссис Хеберт в радостном возбуждении осмотрела обширную кухню своей фермы. По ее взгляду было видно, что все здесь ей очень нравится, и все здесь ей очень дорого. И что кухня для нее самое главное в жизни. Что у нее в семье существует только один культ, это культ вкусной еды.
— Я тебя, птичка, сейчас разрублю так, как разрубили ту жирную свинью в психушке, — восторженная улыбка заблуждала на лице женщины.
Секач взлетел в воздух и опустился на тушку птицы. Ее сын, сидевший за столом, ударил ложкой по столу и заверещал от восторга:
— Да, мама, да! Так ее, так! Руби! Руби!
Женщина оглянулась на своего великовозрастного сына. Он большой деревянной ложкой ковырялся в большой деревянной миске, выбирая наиболее лакомые кусочки. На его руках были все те же кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Мотоциклистский шлем висел на спинке стула.
— Ну ты, болван, — ласково обратилась женщина к своему сыну, — не будь таким переборчивым, не выбирай себе лучшие кусочки, ешь все подряд. Разве я не готовлю самое вкусное рагу в окрестностях?! — Она играла тяжелым секачом, постукивая им по колодке, на которой лежала уже безжизненная птица.
— Да, да, мамочка, это самое вкусное рагу во всем мире!
И ее сын, набрав полную ложку мяса, чуть всунул ее в свой огромный рот.
Заслышав во дворе какой-то подозрительный шорох, женщина схватила двухстволку, вытаращила глаза и шепотом обратилась к сыну:
— Ух, этот чертов койот, он убил мою любимую индюшку. Он убил мою любимую птичку! Ух, этот чертов коайт! Сейчас я его укокошу!
И она направилась к двери, выходившей во двор.
— Убей, убей, мамочка, — тяжело шевеля мощными челюстями, поддержал ее идею сын.
Женщина, присев, пробралась к двери и ткнула во что-то стволом. Ствол уперся в живот Вика, который в этот момент стоял на крыльце.
Женщина смотрела на грязного парня в порванной майке, в разорванных джинсах.
— Ты кто такой? Черт подери твою мать! Кто такой? Отвечай! — она взвела курок двухстволки.
Парень спокойно смотрел на вороненные стволы, потом перевел взгляд на лицо миссис Хеоерт и ответил.
— Я понимаете, два дня ничего не ел… Я хотел… Может быть, вам нужно что-нибудь сделать? Я оы поработал и заработал себе на обед. А? — вопросительно смотрел парень в лицо женщине.
— А что ты умеешь делать? — спросила миссис Хеберт.
— Я? Все умею делать.
— Ну что ж, хорошо. Иди в птичник, там огромная куча дерьма, ты ее всю разгреби и занеси вон туда под навес, — женщина стволом ружья показала, куда следует занести птичье дерьмо, — а потом приходи, я тебя чем-нибудь накормлю. Понял? — грозно сказала она.
— Да, да… Я понял.
И парень удалился в сторону птичника.
Женщина нервно забегала по кухне.
— Ну мать твою, и урод!
