- Ну, матушка, - говорила она Прасковье Павловне, вытирая пот с лица и оканчивая игру, - экая игрища к тебе сегодня шла… а? что? признаюсь, с тобой играть нельзя - и всё жлуди на вскрыше!.. - Фекла Ниловна отвела Прасковью Павловну к стороне: - Я от невестки твоей совсем другое ожидала… Да что она, матушка, ничего не говорит, а коли заговорит, так ничего не слышишь… что?.. Это в моде, что ли, под нос себе говорить?.. а?
Ты знаешь, что я люблю откровенность, родная… Мы с тобой свои люди, говорить все можем. Прасковья Павловна вздохнула.
- Ах, друг мой Фекла Ниловна, - уж между нами сказать, и я ожидала от нее совсем другого… Говорили бог знает что… и в столице воспитывалась, и генеральская дочка, а этого совсем ничего и не видно…
- А? что? не видно?.. Правда… Жаль сынка-то твоего: мог бы сделать лучше партию… а? Он такой из себя видный… Жаль… жаль…
- Фекла Ниловна, надо нам расчесться, - сказала одна из игравших барынь.
- Что, матушка? а? Недослышу… что такое?
- Расчесться надо, - закричала барыня.
- Ах, матушка, что это вы так кричите над самым ухом!
При расчете барыни начали спорить и горячиться. Расчет продолжался с полчаса и окончился только с помощию хозяина дома… Оказалось, что Фекла Ниловна проиграла два рубля двадцать пять копеек.
- Андрей Петрович, - закричала Фекла Ниловна, - заплати, батюшка, за меня
Прасковье Павловне эти деньги… а? что? Заплатишь? Позабыла положить в ридикюль деньги… запиши на меня… а? Я, матушка Прасковья Павловна, еще, кажется, тебе должна что-то… а?.. Сколько? Ну, после сочтемся.
Перед ужином Андрей Петрович подошел к Ольге Михайловне и просил ее пропеть какой-нибудь романсик; но она отговорилась тем, что чувствует себя нездоровою.
Помещица, привезшая с собою четырех воспитанниц, сказала Фекле Ниловне:
- Вишь, какая важная!.. Считает нас, видно, незнающими в музыке, а Раисочка, верно, не хуже ее поет, - изволите видеть! не хочет, ломается…
- Браво! - воскликнул вдруг Андрей Петрович, как бы озаренный внезапным вдохновением и ударяя себя в лоб. - Да я вас удивлю сейчас… отличного музыканта вам выпишу… Мой детский учитель на все руки, просто клад!.. играет и поет мастерски, детей моих взялся добровольно учить музыке без всякой прибавки… Андрей Петрович обвел глазами комнату.
- Да где он?.. Антипка! эй, малый! попроси сюда учителя.
Учитель явился.
- Ну-ка, любезный, - сказал Андрей Петрович, ударяя его по плечу, - утешьте-ко публику-то, покажите- ко свой талантец, сыграйте нам этакую какую-нибудь штучку, да и спойте уж кстати.
Учитель покраснел и приготовлялся, кажется, отговариваться. Он поднял голову и взглянул на гостей, ожидавших от него ответа… Глаза его встретились с глазами Ольги
Михайловны… Ему показалось, что и она просит его… Сердце его сильно забилось… Дом на Арбате, его первое свидание с нею, музыкальные вечера, Шуберт, его серенада - все это промелькнуло в голове молодого человека; он, не произнося ни слова, сел за фортепьяно и запел:
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной,
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой…
Ольга Михайловна неслышно встала со стула и отошла к окну… На дворе было темно; облака быстро неслись по небу; месяц изредка проглядывал из-за облаков, бросая мгновенный, фантастический свет на предметы… Она приклонилась головой к стеклу, и долго удерживаемые слезы хлынули горячим потоком из глаз ее…
При окончании последнего куплета серенады Андрей Петрович закричал:
- Славно, славно, - только, черт возьми! печально немножко.
- Очень недурно, - заметил Петр Александрыч тоном знатока. Он подошел к учителю.
- У вас чрезвычайно приятный голос, - продолжал он, - и знаете, это любимый романс моей жены; она его поет беспрестанно… Olga, Olga! Где ты? У-э-телъ?..
Но Ольги Михайловны уже не было в комнате… После ужина ближайшие соседи
Андрея Петровича собирались домой, остальные гости расположились ночевать у него и провести еще несколько дней. Начались сборы… Экипажи стояли у подъезда; нетерпеливые и раскормленные деревенские кони рыли копытами землю. Лакеи Андрея
Петровича обступили одного кучера, внезапно свалившегося с козел и оказавшегося мертвецки пьяным… Его должны были заменить другим… На дворе был крик, шум, ругательства, споры, смех.
Ольга Михайловна собралась в путь прежде всех… В ожидании своего мужа, который потягивал мадеру с Андреем Петровичем, и Прасковьи Павловны, которая, одеваясь, разговаривала с своей приятельницей Феклой Ниловной, Ольга Михайловна в салопе и шляпке вышла на галерею, из которой был спуск в сад… Она прислонилась к колонне. С этой стороны дома все было тихо; только ветер шумел, качая ветви деревьев…
Ей послышались чьи-то шаги в саду у самой галереи… Она уже сделала шаг, чтоб войти в комнату, - и вдруг остановилась, как бы приросшая к месту.
Перед нею стоял учитель.
Он робко поклонился ей; она в ответ на его поклон наклонила голову. Они долго стояли друг против друга, не будучи в состоянии произнести ни одного слова…
- Я никогда бы не думала увидеть вас здесь, - наконец сказала она.
- Моя встреча с вами так же неожиданна, - отвечал он.
- А вы не забыли старинного нашего друга Шуберта? - снова заговорила она.
- И вы - говорят… говорят, будто и вы иногда вспоминаете его!
Она вздрогнула.
- Кто вам сказал это?
- Ваш муж…
Голова ее упала на грудь, и длинные волосы, выходившие из-под шляпки и совершенно развившиеся от сырости, скатились на ее бледное лицо, полуосвещенное светом из окон, выходивших на галерею.
- Вы очень изменились! - произнес он голосом более смелым и глядя на нее.
Она ничего не отвечала; но из груди ее вырвался звук тихий, едва слышный, что-то похожее на подавленный вздох…
- Здесь сыро… - сказала она, - меня ждут… - Она отвела от лица волосы - и рука ее заметно дрожала.
В эту минуту дверь из комнаты на галерею отворилась… Дочь бедных, но благородных родителей высунула свою голову в дверь и закричала:
- Ах, ма-шер Ольга Михайловна, вы здесь, - а мы вас ищем везде. Прасковья
Павловна уж совсем готова и только ждет вас.
Сказав это, она искоса взглянула на учителя…
Ольга Михайловна рассказала дорогою своему мужу и Прасковье Павловне о неожиданной встрече с своим старым знакомцем. На Петра Александрыча этот рассказ не произвел никакого особенного впечатления, а Прасковья Павловна воскликнула:
- Что ж, матушка, мудреного? гора с горой только не сходятся, а человеку с человеком всегда можно сойтись.
- Он такой интересный, - заметила дочь бедных, но благородных родителей.
- А я, признаюсь, и не обратила на него внимания, - сказала Прасковья Павловна.
- О… он мило по…оет, - проговорил Семен Никифорыч, - то…олько заунывное, а вот у нас в полку был о…офицер, то… он все пел: 'Бра…а-атцы, дружно веселую'.
После этого замечания водворилась тишина, прерывавшаяся только порой храпением Петра Александрыча. Ольга Михайловна прислонилась в угол кареты и закрыла глаза. И во всю дорогу молчание было нарушено только однажды вопросом
