- Точно, точно! - послышалось со всех сторон.
- Его превосходительство господин Поволокин, ихний знакомый (оратор указал пальцем на Осипа Ильича), - человек отличный, барин - уж нечего сказать, и мало говорит, а что-то есть в улыбке располагающее, - и это, я вам скажу, много значит: как взглянет, и комплиментов не нужно. Жаль мне его, душевно жаль! Экое, подумаешь, несчастье: лишиться дочери. Впрочем, она всегда была что-то такая больная на вид. И мать-то бедная! ах, какая потеря!..
- Говорят, - сквозь нос заметил один чиновник, тоже очень важный и серьезный, - она была влюблена… правда ли это? Что-то странно… в какого-то живописца, да, знаете, занемогла по сему случаю и умерла.
- Да и я слышал-с, - закричал кто-то тонехоньким голоском, - тут было что-то не совсем чисто-с; она…
При этом толстый чиновник так взглянул на пискуна, что тот совсем смешался и замолчал, а Осип Ильич в ту же минуту скрылся, когда услышал, что разговор принимает такой щекотливый оборот.
Чиновник, который говорил в нос, наклонился к уху красноречивого чиновника и прошептал:
- Что она была влюблена в живописца и тайком видалась с ним - это достоверно.
Между нами, мне это дело рассказывала Аграфена Петровна подробно; по дружбе, пожалуй, я вам расскажу все когда-нибудь. К тому же об этом уж многие начинают шушукать.
- Черт знает! - возразил красноречивый чиновник. - Унизиться до такой степени, и еще кому же? Дочери чиновного человека! Скажите, пожалуйста, кто бы это мог подумать?
- Антон Гаврилыч! В бостончик! - кричала Аграфена Петровна, подходя к статскому советнику. - Партия ваша составлена. Я уж всем разнесла карты. Вот вам осталась кёровая дама.
- Очень приятно-с, Аграфена Петровна!..
