Их власть над умами соплеменников никогда не становилась универсальной духовной властью, имеющей прозелитов на стороне. Поэтому возрождение прерогатив духовной власти, необходимой человечеству для того, чтобы отбить натиск всеразъедающего аморализма и бездуховности, может быть связано только с подъемом новых радикальных движений, выступающих в защиту всех приниженных, всех, кому либеральные социал-дарвинисты не оставили шансов.
Дар настоящей духовной власти — строгого священства и вдохновительного пророчества, оберегающих наше сознание и от разнузданности, и от обезволивающего пессимизма, может оказаться только у тех, кто сохранил тираноборческий порыв и моральную впечатлительность, кто способен откликнуться на зов оскорбленной добродетели и справедливости. Неадаптированному большинству планеты эти пассионарии равенства и справедливости нужны для защиты его специфических интересов, всему человечеству — для предотвращения скольжения в крайний нравственный нигилизм и власть инстинкта. Духовная власть или власть инстинкта — вот дилемма ближайшего будущего, и у нынешних адептов либерализма нет никаких шансов разрешить ее.
Подходя к этой проблеме с социологических позиций, мы можем говорить о грядущей интеллектуальной контрэлите, которая не только призвана сменить нынешнюю нравственно деградировавшую и коррумпированную элиту, торгующую идеями как товаром, но и подтвердить прерогативы духовной власти как таковой. Нынешняя интеллектуальная элита поставляет на рынок определенные технологические рецепты, не интересуясь тем, в чьи руки они попадут. Речь, по сути, идет об этике технократов, превращаемой в общее кредо современных интеллектуалов. Этот тип интеллектуала — технолога и менеджера давно уже не представляет духовную власть как таковую; он просто обслуживает существующую экономическую и политическую власть. Великая триада, с которой было связано зарождение всех цивилизаций, — духовная, политическая и экономическая власть, на наших глазах деградирует в роковую одномерность — тоталитарную (то есть лишенную всяких сдержек и противовесов) экономическую власть, которая покупает себе политических менеджеров. Только опираясь на независимую от олигархов духовную власть — харизматические идеи социальной справедливости, политические вожди в самом деле были бы способны мобилизовать политические энергии, необходимые для сильной власти.
При либеральных запретах на харизму и идеологическое воодушевление возможна только диктатура пиночетовского типа, находящаяся на службе финансовых олигархов и прочих деятелей, имеющих все основания опасаться гнева народного.
Таким образом, угасание одной из трех главных ветвей власти, посредством которой цивилизация искони защищалась от хаоса, — власти духовной — неминуемо ведет к прямому вырождению и политической власти, что мы сегодня и наблюдаем. Оставшаяся экономическая власть, лишенная надлежащего противовеса со сторона политической и духовной власти, неминуемо вырождается в новый тоталитаризм социал-дарвинистского толка, испытывающий расовую ненависть к «неприспособленным» и ничем не сдерживаемую, всеразрушительную алчность. И поскольку экономический тоталитаризм на наших глазах обретает глобальный характер, претендуя на беспрепятственную эксплуатацию всей «мировой периферии» (такую беспрепятственность обеспечивает доктрина «открытого общества» без границ и суверенитетов), то выстраивание глобальных сдержек и противовесов необходимо и неизбежно.
Можно представить себе — и это, в общем-то, соответствовало бы либеральной парадигме — такое выстраивание в границах самой экономической власти. Например, наряду с институтами глобальной экономической власти, представляющей мощь США или объединенного Запада в целом, могут возникнуть институты, представляющие экономических конкурентов Запада — в частности азиатских «тигров».
Уже возник Азиатский банк развития; на очереди — создание Азиатского валютного фонда, который будет базироваться на иене как альтернативе американскому доллару. Таково содержание так называемой «Чиенгмайской инициативы», объединяющей страны АСЕАН с примкнувшей к ним тройкой (Япония, Китай и Южная Корея). К данному союзу могла бы примкнуть и Россия, что значительно снизало бы ее зависимость от МВФ и других инструментов американоцентричного мира.
Но настоящая проблема современной эпохи состоит не только в том, чтобы урезонить экономический американоцентризм с помощью экономического же противовеса. Проблема состоит в том, чтобы избавить человечество от тоталитаризма экономической власти как таковой, уже достаточно скомпрометировавшей себя неспособностью учитывать внеэкономические приоритеты человечества, в том числе приоритеты экологического и нравственного выживания.
Человечеству крайне нужна сильная духовная власть как противовес зарвавшемуся экономикоцентризму. Такую власть нельзя сформировать на основе неолиберального «практицизма», вырождающегося в неразумной эгоизм и торжество инстинкта. Идеи индивидуалистического эгоизма, разумного и неразумного, — это, по духовному счету пророчества и вдохновения, слабые идеи, не обладающие должным потенциальном воодушевления и мобилизации. Сильная духовная власть — над умами и сердцами современников, ныне погруженными в тоску безверия, способна возродить только старая религиозно-эсхатологическая традиция, обращенная к «нищим духом», обиженным и обездоленным. Только в ауре их экстатических ожиданий способны рождаться воспламеняющие большие идеи.
Вероятнее всего, такие идеи будут рождаться в регионах, являющихся изгоями новейшего мирового порядка, объединяющих неприспособленных и отверженных. Как когда-то неприспособленные изгои Римской империи — христиане возродили харизму большой духовной власти и тем самым спасли человечество от духовного отравления миазмами выродившегося имперского язычества, нынешние изгои однополярного мира, возможно, заново возродят духовную власть, от дефицита которой погибает и разлагается современное человечество.
Выше были охарактеризованы агенты глобализма различного типа. Все они выступают разрушителями прежних крупных социальных общностей ради организации «глобального человейника». Ключевым понятием, объясняющим и мотивацию разрушителей, и механизмы разрушения, является понятие диаспоры. Самосознание диаспоры ныне совпадает с глобалистским самосознанием «гражданина мира». В своих радикальных вариантах это, несомненно, самый разрушительный тип самосознания, несовместимый с какими бы то ни было формами стойкой общественной привязанности, обязанностей, долга. Не преодолев этот тип, человечество не обретет того самого «стабильного развития», необходимость которого была заявлена на авторитетном мировом форуме в Рио-де-Жанейро (1992 г.). Главным инструментом борьбы с этой разновидностью законченного нигилизма является духовная власть — способность сплачивать людей средствами той или иной вдохновительной идеи. Вот почему диаспора так страшится больших идей и так последовательно их дискредитирует. Диаспору можно приструнить и средствами одной только политической власти — если она вооружена достаточной волей.
Но куда важнее преодолеть соответствующий тип атомизированного «эмигрантского» сознания, исполненного решимости отвергать любые социальные обязательства во имя индивидуалистической «морали успеха». В стратегическом плане это — самоубийственный тип сознания, не способный ни к настоящим долгосрочным усилиям, ни к эффективной социальной кооперации. Этот тип сознания распространяется сегодня в условиях крушения прежних больших идей — ослабления духовной власти как таковой. Возродить такую власть — вот стратегическая цель, не осуществив которую нам не остановить разрушение цивилизации агентами великой криминальной революции и прочими адептами сиюминутного успеха любой ценой.
В борьбе за возрождение такой власти главной надеждой и опорой являются униженные и обездоленные. Идеология левого радикализма подчеркивала роль обездоленного трудящегося большинства в качестве кормильцев общества. Но не менее важна и их роль как носителей аскетического начала, растратив которое гедонистический индивидуализм рискует подорвать морально-психологическую основу планетарной выживаемости человечества. Аскеза, выражаемая в способности систематического самоограничения, ответственности и прилежания, в нашу посттрадиционалистскую эпоху возможна только в горизонте больших целей и больших идей. Ими и «заведует» духовная власть.
Несомненно, что такая власть может базироваться на принципе универсализма — спасения всех, а не избранных, и открывать человечеству новые планетарные горизонты. По определению духовная власть будет радикальной — не склонной к консенсусу с теми, кто оспаривает духовные приоритеты, дабы абсолютизировать материальные и избавить себя от всяких сдерживающих начал. Учитывая логику противостояния с нынешним социал-дарвинизмом, эта власть будет возрождать «демократию равенства» в противовес нынешней либеральной «демократии свободы». Она объединит альтернативную духовную элиту,
